Повесть о суровом друге

Кадеты захохотали, глядя на понурых волов деда Карпо.

Сенька дернул меня за подол рубахи:

— Ну, как живем, председатель? Помнишь, спорил, что твой отец главный? Брехун, ваше благородие! В городе мой папаня главный! И я главный над тобой! Я могу весь город купить. Хочешь, тебя куплю? — спросил вдруг он, перемигиваясь с кадетами. — Говори, сколько ты стоишь вместе с этой рубахой и со штанами?

— Я не лошадь, не продаюсь, — сказал я хмуро.

— А я все равно куплю, — настаивал Сенька, не отпуская подола моей рубахи. — Говори, сколько за тебя дать, плачу все до копейки!

— Я тебя сам могу купить.

Опять кадеты засмеялись, а Сенька воскликнул:

— Купи, плати двадцать тыщ! Ну, плати! А-а, голопузик, денег нема. А у меня есть. Вот, смотри. — И Сенька достал сначала из одного кармана, потом из другого, потом из-за пазухи три пачки настоящих царских денег трехрублевок, десяток, пятерок, даже несколько сотенных бумажек с портретом царя. Он взял одну сотенную и сказал: — Хочешь, порву?

— Хочу.

Сенька разорвал сотенную, сложил половинки и еще разорвал их, потом сложил четвертушки и тоже разорвал. Клочки от денег он швырнул в небо, развеяв их по ветру.

— Видал?

— Видал.

— Хочешь, еще порву?

— Порви.

— Ишь ты, я лучше духов куплю! Эй, тетка!

К нему подошла женщина, крепко державшая обеими руками флакон духов, завернутый в белый платочек.

— Почем? — важно осведомился колбасник.

— Сто рублей.

— Получай! — Сенька плюнул на пальцы и стал отсчитывать деньги. Взяв духи, он открыл их и побрызгал себе на грудь.

Поплыл приятный аромат.

— Хочешь понюхать? — спросил он.

Шут меня дернул потянуться носом к флакону. Сенька сунул мне под нос дулю.

— Чем пахнет? — спросил он под громкий хохот кадетов.

Даже рыжий Илюха, оказавшийся неподалеку, засмеялся.

Сенька стал мне противен. Я отошел и наблюдал за ним издали.

Колбасник облил духами свою братию, побрызгал на курицу, потом сорвал у забора желтый цветок мать-и-мачехи, смочил его духами и, крякая от удовольствия, стал нюхать:

— Ух, как пахнет!

Пустой пузырек Сенька забросил через забор, и вся орава направилась к лотку покупать папиросы «Шуры-муры». Ко мне подошел Илюха:

— Ленька, ты разве ничего не знаешь?

— А что?

— Думаешь, почему они тебя председателем дразнят?

— Не знаю.

— Твой отец уже не председатель. Его вчера скинули. Сенькин отец стал председателем.

На душе стало тяжело и тревожно. Я решил, не скажу матери и не буду верить Илюхе, пока у Васьки не спрошу.

Мать выменяла на зерно и подсолнухи полпуда муки и бутылку подсолнечного масла.

Деду Карпо нужно было ехать туда же, куда и нам. Мы сели в гарбу и поехали.

Вот и окраина, а дед Карпо все ехал с нами.

— Значит, вам куда? — спросил он у матери.

— Нам вон на ту улицу, где лавка.

— Та и мени вроде туда, я точно не знаю.

— А кого вам нужно? — спросила мать.

— Та оце ж люди казали, председатель Устинов десь, тут живо, а в якой хате, не знаю.

Мать рассмеялась:

— Что ж вы раньше не сказали, дедушка!

— А шо?

— Устинов — мой муж.

Дед остановил волов и с недоверием уставился на мать, поглядел на меня.

— Ты жинка Устинова?

— Правду говорю, — повторила мать с улыбкой.

Дед покачал головой.

— Чого же ты раньше не обозналась? От вы, бабы, секретный народ! Гей, ледачи! — весело прикрикнул дед Карпо на волов и стукнул палкой одного из них. Ленивый вол только взмахнул хвостом. Гарба закачалась на ухабах.

Дед и моя мать смеялись. Они не знали, что отец наш уже не председатель…

Мы повернули за угол. Возле Абдулкиной землянки сидела на лавке Тонька. Увидев меня, Тонька сорвалась с места и помчалась сзывать ребят. Они высыпали тучей и закричали:

— Ленька приехал!

— Ленька, где ты был?

Дед Карпо остановил волов возле нашего домика. Мы слезли. Мать открыла ворота, и волы въехали во двор. «Где же Васька?» — подумал я и в эту минуту увидел, как он вышел из-за угла с двумя ведрами на длинном коромысле. Я побежал навстречу. Смеясь от радости, мы обнялись.

— Приехал?

— Ага.

— А кто это с вами?

— Дед Карпо, он добрый, пойдем к нам.

Как ни старался Васька казаться веселым, а по глазам я понял: Илюха правду говорил от отце.

— Расскажи, Вась…

— Чего рассказывать, — сердито ответил Васька, — бить их надо, а не рассказывать. — И Васька пнул ногой торчавший из земли обломок кирпича. Ты иди домой, а я воду мамке отнесу и приду к тебе.

6

Мы с матерью застали отца лежащим на кровати. Подложив руки под голову, он о чем-то глубоко задумался.

«Горюет», — мелькнуло у меня, но отец, как только увидел нас, вскочил, веселый, обнял мать и меня, а когда вошел в хату дед Карпо и мать рассказала о нем, отец протянул деду руку со словами:

— Это хорошо, гость из села кстати приехал, раздевайся.

Отец усадил деда Карпо на табуретку, сам сел напротив, близко, лицом к лицу.

— Ну, зачем пожаловал, как там беднота живет в селе? Допекают вас помещики? Рассказывай, дедушка!

— Дела, товарищ Устинов, як сажа бела. Революцию зробили, царя скинули, а получилось як в той сказке про мужика и медведя: панам вершки, а селянам корешки. Скажи, коли нам землю дадуть?

— А от кого ты ее ждешь, дедусь?

— Та не знаю. Временное ж правительство есть, хай ему сто чертив у печонки.