Повесть о Скандербеге

То же обстоятельство подчеркивается и во втором эпизоде (в конце повести) — в речи Скандербега к римскому папе, одной из тех речей, которые в значительной степени сочинены автором русской повести. Речь — очень краткая, но выразительная — хорошо иллюстрирует творческие приемы автора русской повести. В начале ее дается буквальный перевод соответствующего места хроники Бельского: Скандербег жалуется, что нет у него на теле целого места, «где б быть новым раном». Здесь явная гипербола (в конце повести говорится, что Скандербег за всю свою жизнь «никаковы раны ни от кого не принял — толко... под ним конь пал... и ногу маленко потиснули ему»), гипербола народно-поэтического происхождения, примененная совершенно сознательно для усиления впечатления. Вторая часть речи целиком сочинена автором русской повести. Скандербег коротко, но твердо, с сознанием собственного достоинства и значения своей борьбы с турецкой агрессией заявляет, что, если бы не он «стоял и оборонял всех христиан — давно бы мы себе и мест не познали от турков». Таким образом, Скандербег в русской повести выступает не просителем, старающимся разжалобить своих собеседников, но человеком, сознающим свое достоинство и значение.

В борьбе Скандербега с турками принимали участие все народы Балканского полуострова за исключением греков; последнее обстоятельство дает повод автору русской повести местами акцентировать антигреческую тенденцию славянских повестей о Скандербеге.

Если сравнить строки, которыми начинается у Бельского глава о Скандербеге, и начало русской повести, то при всем внешнем сходстве бросается в глаза их различие по содержанию. Бельский, отмечая «глупость» и недальновидность греков, лишь упоминает о том, что они «много пишут о своей мудрости и былом могуществе над другими народами»; автор русской повести переносит на это акцент и начинает свое повествование с резкого упрека грекам за их бахвальство. Для усиления акцента он вставляет фразу собственного сочинения о неумеренности бахвальства греков. Далее в русской повести греки объявляются не только «глупыми», но и самыми ленивыми людьми на свете, причем заявляется, что они «никогда воинского дела от себе не являли». На все это у Бельского нет даже намека.[384]

Таковы некоторые стороны содержания «Повести о Скандербеге», появившейся в результате переработки польского источника на русской почве.

Что касается литературного оформления русской повести, то и здесь в известной степени сказалась самостоятельность творчества неизвестного русского писателя.

«Повесть о Скандербеге» прежде всего несколько короче соответствующей главы из хроники Бельского. Сокращение произведено в основном за счет изложения событий первого периода жизни и деятельности народного героя Албании, когда он находился на турецкой службе. При этом эпизоды, в которых описывается личная храбрость, сила и ловкость Скандербега, сокращены гораздо меньше, чем описание его походов и боев в рядах и во главе турецкой армии. Гораздо короче изложены в русской повести и описания награждения Скандербега турецким султаном; в ней, например, даже не упоминается о получении им турецкого воинского звания «санджака», о чем говорится у Бельского и в южнославянской повести. Цель этих сокращений нетрудно предположить: отмеченные подробности опущены потому, что они плохо согласуются с трактовкой образа Скандербега как вождя своего народа, как непримиримого и последовательного противника турок.

Интересные наблюдения можно сделать над способами изложения речей и посланий действующих лиц в «Повести о Скандербеге».

Обилие и пространность речей является характерной особенностью книги Барлетия, послужившей одним из главнейших поводов для нападок на его произведение; в сочинении речей и посланий он действительно проявил значительную свободу и самостоятельность. Последнее, очевидно, почувствовал и Бельский: у него многие речи, как уже отмечалось ранее, сокращены или изложены в третьем лице. В русской же повести некоторые из речей оказываются вновь изложенными от первого лица. Понадобилось это автору русской повести, очевидно, для того, чтобы сделать свое произведение наиболее занимательным, наиболее доходчивым для широких читательских кругов. Такой прием для древнерусской историографии и литературы является традиционным: исстари было принято именно так разнообразить и популяризировать изложение летописей, хронографов, исторических повестей.