Повесть о Скандербеге

Еще в 1844 г. профессор Казанского университета В. И. Григорович обнаружил в архиве сербского Хиландарского монастыря на Афоне важные документы, относящиеся к биографии отца Скандербега.[323] Больше же всего обнаружил и опубликовал документов о Скандербеге профессор Варшавского университета В. В. Макушев (1837-1883), работавший в архивах Милана, Венеции и других итальянских городов.[324]

В работах Макушева следует отметить, однако, один, но весьма существенный недостаток: так же как де Спонд, Гиббон и некоторые другие западноевропейские ученые, он скептически относится к значению борьбы албанского народа с турецкой агрессией, стремится принизить роль Скандербега в этой борьбе, «разоблачить» его биографов. Относительно последних В. В. Макушев вслед за Гиббоном пишет, что «сподвижники Скандербега создали из него какого-то мифического героя древности», а «писатели позднейшие... повторили без всякой критики басни, сочиненные в XVI в.».[325] Столь ярко выраженная тенденциозность в характеристике важнейших источников биографии Скандербега, какими являются сочинения о нем его современников и соплеменников, в большой степени снижают ценность выводов В. В. Макушева из собранного им обильного документального материала, значение которого для исследователей жизни и деятельности Скандербега трудно переоценить.

После В. В. Макушева историей Албании попутно занимался еще ряд других русских славистов (П. А. Ровинский, В. В. Каченовский, И. С. Ястребов, А. М. Селищев). Всем им свойственна в той или иной мере панславистская (чаще всего просербская) тенденциозность, но их труды нельзя игнорировать из-за собранных ими ценных материалов о Скандербеге, как документальных, так и фольклорных.[326]

Полемика вокруг книги Барлетия, начавшаяся со спора о достоверности этой книги, в XVIII-XIX вв. перешла в спор об историческом значении борьбы албанского народа с турецкой агрессией, отразила отношение буржуазных западноевропейских и русских ученых к истории турецкого завоевания стран Балканского полуострова. Кровавый поток турецкой агрессии, несший народам юго-восточной Европы нищету, разорение и рабство, представляется некоторым из этих ученых «мирным врастанием» турок в завоеванные ими страны при отсутствии сопротивления со стороны покоренных народов. При этом обычно подчеркивается превосходство общественно-экономического строя Турецкой империи перед общественно-экономическим строем завоеванных ею народов. Эта антиисторическая и лженаучная концепция, получившая особенно широкое распространение в работах ряда современных реакционных ученых, не нова и не оригинальна. Еще византийские и итальянские историки XV в., напуганные падением Константинополя и крушением Византийской империи, страшась вторжения турок в Европу, пытались приуменьшить размер этой опасности, распространяя версию о «гуманизме» турок, об их чуть ли не «просветительной» миссии. Вот, например, какой «портрет» турецкого султана Магомета II, учинившего кровавую расправу над населением завоеванного им Константинополя, рисует очевидец этих событий — венецианский дипломат Николо Сангундино: «Нрава он меланхолического, роста среднего, вида почтенного. На лице его изображены свойственные ему человеколюбие и кротость, хотя он свирепствует против христиан из ненависти к ним. Ума он быстрого и проницательного... жизнь ведет воздержанную и умеренную до невероятности... не знает ни роскоши, ни чувственных удовольствий, ни чревоугодия, ни охоты, ни пляски, ни песен... не предается он по обычаям своего народа пирам и попойкам... Он находит возможным уделять время литературе и наукам... Его идеалы — Александр Македонский и Юлий Цезарь, описание подвигов коих он велел перевести на турецкий язык...» и т. д. и т. п.

И этот безудержный панегирик В. В. Макушев, по книге которого цитируется приведенный отрывок, считает «верным портретом» султана Магомета, не замечая даже такого вопиющего противоречия этой характеристики, как аттестация в одной фразе султана «человеколюбивым и кротким», а в следующей фразе свирепым ненавистником «христиан».[327]

Приведенный пример иллюстрирует методы исследования не только В. В. Макушева, но и ряда других буржуазных ученых — критиков Барлетия, которые стремятся всеми возможными средствами, вплоть до использования явно враждебных по отношению к Скандербегу источников, снизить значение его борьбы с турецкими захватчиками.

В числе таких источников критиками Барлетия привлекаются подчас свидетельства врагов Скандербега из числа албанских феодалов, итальянских, византийских и даже турецких историков. В этих источниках критики Барлетия стараются найти свидетельства, компрометирующие личность и дела народного героя Албании, возглавившего борьбу своего народа за свободу и независимость. Однако даже беглое знакомство с некоторыми источниками, используемыми критиками Барлетия, убеждает нас прежде всего в их крайней тенденциозности.