Повесть о школяре Иве

Вечером в широкой палатке епископа, разбитои в лесу под тенью двух огромных дубов в нескольких шагах от опушки, за которой в поле расположился епископальный отряд, шла довольно шумная беседа между епископом, рыцарем Жоффруа де Морни и рыцарем Раулем де Рокфлёром. Шум этот происходил от чрезвычайной крикливости рыцаря Жоффруа и громкого баса епископа. Кроме того, перед беседующими стоял стол, уставленный кружками и пятью кувшинами с вином, из которых три были уже пусты. Светильник на высокой железной подставке коптел, проливая тусклый свет на сидящих у стола и на дамуазо за спиной рыцаря Рауля, на постель с настланным медвежьим мехом и брошенным на него черным плащом, на меч, шлем, кольчугу и наперсный крест, висевшие на колу, вбитом в землю, на сапоги с длинными серебряными шпорами и глиняную миску на скамейке.

— Клянусь плешью королевского капеллана, — гремел епископ, — мне наскучило торчать на этом мерзком поле! Этот проклятый дю Крюзье никогда не вылезет из своего замка, а на приступ стен я не двинусь. Скоро осень, дожди, слякоть. Какого черта я буду торчать здесь из‑за вашей семейной распри! Хватит с меня! — И епископ ударил кулаком по столу так, что одна из кружек подскочила, выплеснув вино.

— О мессир! — воскликнул рыцарь Жоффруа. — Клянусь светлым раем господним, мне достоверно известно, что у дю Крюзье иссякли запасы продовольствия, в замке голод, а потайные ходы нами отрезаны. Ему остается только выйти из замка и либо принять бой, либо сдаться…

— Но когда, когда?! Вы слышите, мне это надоело! Я подожду еще пять дней и уведу свой отряд!..

— О мессир! Что вы! Как посмотрят на это рыцари? Что скажет король?

— А мне наплевать на вашего короля! — И епископ плюнул на пол.

Этот грубый разговор, грозящий перейти в ссору, раз–дражал рыцаря Рауля Великолепного. Его безбровое лицо сморщилось, веки почти сое сем закрылись. Он нервно теребил бородку, и золотой перстень на руке поблескивал желтой искоркой. Стоявший за ним дамуазо поправил голубой плащ, соскользнувший с плеча рыцаря.

— А пока, мессир, — продолжал рыцарь Жоффруа, — я предлагаю вам позабавиться и присоединиться ко мне для небольшой, но веселой прогулки. Верные мне люди сообщили, что по дороге, огибающей этот лес… Вы, наверно, знаете дорогу с древним римским мостом через реку?

Епископ утвердительно кивнул головой.

— Ну вот, по этой дороге через три дня вечером пройдет торговый караван из тридцати вьючных лошадей. Кожи, меха, еще что‑то, забыл. Словом, товар отменный и в большом количестве. Охраны почти никакой. Как раз. за мостом, если ехать отсюда, дорога идет вниз узким — заметьте, узким — скалистым проходом. Значит, им ползти в гору, а мы, проехав мост, спрячемся за скалами и оттуда стрелами покончим с охраной, а купцы на узкой дороге окажутся в ловушке, и мы с ними легко справимся. Убитых людей охраны зароем, как полагается в таких случаях, а затем проявим истинно рыцарское великодушие и отпустим купцов, предварительно получив имеющиеся при них деньги. Затем возьмем себе весь товар и двадцать шесть лошадей. O‑o! Четырех оставим им, опять проявив великодушие. Не забудьте, мессир, что у купцов—меховщиков и кожевников — водятся преимущественно золотые и серебряные денье и ливры. О–о!

Рыцарь Жоффруа сопровождал свои слова выразительными подмигиваниями, таращил и щурил глаза, сопел и надувал щеки, отчего топорщились его усы, очень удачно показал руками, как он покончит с охраной, а при упоминании о золотых и серебряных деньгах позволил себе слегка ткнуть пальцем в епископский живот. Он добился своего. Густые, насупленные брови епископа постепенно поднялись, холодные серые глаза сощурились, и сжатые злые губы изобразили подобие улыбки. Довольный успехом, Старый Орел залпом осушил кружку вина, крякнул, вытер губы бородой, встал и, получив согласие епископа помочь справиться с купцами, заявил, что ему пора ехать к своей ставке.

Во все время этого разговора рыцарь Рауль потягивал вино и с закрытыми глазами бормотал что‑то себе под нос.

Когда рыцарь Жоффруа шумно поднялся, чтобы уходить, рыцарь Рауль открыл глаза, поймал его за руку и громко, нараспев продекламировал:

Всё о ней говорит: утром ранним заря
И цветы, что весной украшают поля, —
Всё твердит мне о ней, о прекрасных чертах.
И ее воспевать побуждает в стихах!..

Ах, Жоффруа! Вы ничего не смыслите в искусстве изобретения приятных рифм! Как я скучаю по своей арфе! Когда мы покончим с этой глупой войной…

Он не успел досказать — за пологом раздались какая‑то возня, топот ног, кто‑то крикнул:

— Факел!

Рыцари выбежали из палатки.

— Что тут такое? — гаркнул епископ в темноту.

Оказалось, что дозорный дремал и был разбужен шорохом. Он увидел тень, будто человек крался, пригнувшись к земле. Потом он явно различил большого зверя, который выпрыгнул из‑за куста орешника и мигом исчез в лесу.