Повесть о школяре Иве

— А на самом деле все было простей простого. Когда его вели в подвал, я как раз очутился на верхнем дворе. Вижу — и маршал тут. Ну, думаю, надо малого выручать. Когда дозорщик повел Ива вниз, маршал мне и говорит: «Ключ отнесешь сенешалу», а сам ушел. Дозорщик вернулся. Я задвинул засов и покрепче закрыл замок (у него дужка тугая), но на ключ не запер и отнес ключ сенешалу. А скоро моя хитрость мне и пригодилась. Вот вам и все. Остальное пусть тебе Ив сам расскажет.

— Сработано ловко! — Оружейник обнял за плечи Фромона и ласково прижал его к себе. — Гляди, парень, на этого человека и учись сам быть таким!

— Да, без него погиб бы ты, голубчик, — прибавила его жена.

Оказалось, что барон действительно был пьян, но на настолько, чтобы не вспомнить о школяре. Мало того: он разглядел своего маршала в темном углу и, вспыхнув гневом, закричал: «Что прячешься, старый вонючий пес?» — и, схватив кусок мяса, со всего размаху бросил его в рыцаря Рамбера. Мясо просвистело над головой старика и угодило в стену. «Эй, кто там! — крикнул барон. — Приведите-ка его ко мне!» Четверо слуг тотчас набросились на Клеща и приволокли его, трясущегося ог ужаса. Старик упал на колени. Плача, он бормотал что-то несвязное. «Встань, чертово подхвостье! — крикнул барон и, вскочив, пнул его ногой —Где виллан из подвала?» Рыцарь Рамбер попытался объяснить барону, что виллана унесли бесы, но тот не слушал его. Фромону не пришлось прийти на помощь старику: барон был настолько зол, что слова не давал сказать, и, вызвав сенешала, приказал ему тотчас выгнать из замка рыцаря Рамбера вместе с его дочерью. Гости, не понимая, чем вызван этот гнев, недоуменно молчали. И, только когда барон, прокричав свое распоряжение, опустился на скамью, его родственница дотронулась до руки его и сказала, что не знает причины его гнева, но, однако, просит смягчить позорное наказание и не брать на себя тяжкого греха оскорбления престарелого рыцаря и благородной девицы, о чем весть разнесется по округе и, дойдя до врагов рыцаря Ожье, послужит им удобным поводом для всяческой грязной клеветы. Как ни был барон пьян и взбешен, уговоры эти возымели действие, и он приказал дать рыцарю Рамберу повозку, а дочери его мула. «Сам выберу!» — крикнул он и, пошатываясь, вышел из зала, опираясь на плечо экюйе.

Фромон рассказывал, что зрелище это было жалкое. Опустив голову, ни на кого не глядя, брел Клещ, держась аа край повозки с наваленными на нее узлами и корзинами. На них сидела и плакала Урсула. Лошадь для повозки барон постарался выбрать постарше и похуже. Когда-то белая, она вся была усеяна коричневыми крапинами, спина провалилась, передние ноги кривые. А уж до чего было жаль его дочки! На старом, понуром муле, медленно шагавшем впереди повозки, сидела она, опустив на лицо вуаль. Как ни ненавидели Клеща слуги и работники, а тут со всего вамка сбежались посмотреть, и никто не проронил ни слова. Все тихо стояли у главных ворот, и Фромон видел, как некоторые женщины вытирали рукавом глаза, глядя на Эрменегильду и на горбунью кормилицу. Молча и проводили их. А Фромону надо было звонить к заутрене. Так они и покинули замок под звон колокола, будто погребальное шествие…

Фромон замолчал. Молчали и слушатели. Глубоко вздохнула жена оружейника.

— Да–а, — сказал Симон.

— Куда же они пошли? — спросил Ив.

— Урсула говорила мне, — ответил Фромон, — что в поместье рыцаря Рамбера, а вот куда, я и позабыл. Да куда-то, помнится, на юг, к Орлеану, что ли… А на следующий День барон признавался брату Кандиду, что поступил так «милостиво» с маршалом, чтобы не усугублять грехов своих перед поединком. А коня ему все-таки не дал!..

— Вот мошенник! — сказал Симон. — А с кем поединок-то?

— С рыцарем Рено дю Крюзье.

И Фромон рассказал, что дю Крюзье, оскорбленный вызовом де Понфора, нажаловался королю да еще насплетничал о том, что барон поддерживает Бушара де Монморанси в его распре с аббатством Святого Дионисия. А Людовик Толстый ненавидит Монморанси. Себя же считает защитником церкви и всякого порядка. В аббатстве похоронены все франкские короли, значит, и за их честь он обязан вступиться. Вот он и разрешил поединок вопреки правилам, что после июля месяца все турниры и поединки запрещаются. На то он и король! А будут драться скоро, неподалеку от Дурдана, на следующий день после праздника вознесения пресвятой девы Марии.

Фромон прибавил, что он отпросился у брага Кандида пойти посмотреть на поединок. Деревня, откуда Ив, недалеко от тех мест. Зная, что скоро парижские школы распустят учеников на вакации, он и хочет предложить Иву пойти вместе с ним поглядеть на поединок, а кстати, и навестить Своего отца. До Дурдана ходу один день, а там народ скажет, где место поединка.

— Я знаю, где будет поединок! — воскликнул Ив. — Сейчас, сейчас! Вспомню!.. «На перекрестке дорог из Парижа в Шартр и из Дурдана в Этамп, у развалин храма»!..

По тому волнению, с каким Ив произнес это, по блеску глаз, ожививших его лицо, всем стало совершенно ясно, что он и отпросится у магистра, и пойдет вместе с Фромоном.