Повесть о школяре Иве

По мере того как этот людской поток двигался вперед, окружающие его поля, леса и луга порозовели, потом зазеленели, небо из белесого стало голубым, а даль все светлела и светлела, и наконец солнечные лучи сдернули с нее мглистую пелену тумана. В роскоши яркой зелени, между двух цепей холмов, извивалась широкая серебряная лента Сены, и на двух ее больших островах стоял город с башнями мостов, церквей, множеством домов, водяных мельниц и лодок на реке.

В толпе около Ива ехал молодой парень на осле, растопырив в обе стороны босые ноги. На шее у него висели гирляндой битые куры. Рваная шапчонка парня съехала на затылок. Когда снизу ослепительно засверкала Сена со своими притоками и посреди вод ее вырос город, парень запел веселую песню, мгновенно подхваченную окружающими:

Дагобер [33], король нашей страны,
Шиворот–навыворот натянул штаны,
А святой Элигий [34], добряк.
Говорит королю: «Как же так?
Ведь надеты не с той стороны
На величестве вашем штаны». —
«Это верно, — король отвечает, —
Их на место надеть подобает…»

Особенно пронзительно громко подпевала идущая рядом с парнем и глядевшая на него с восторгом девчонка с вздернутым носиком, смешно торчащими косичками и с корзинкой в руках, откуда выглядывали головы двух гусей.

«Где слышал я эту песню? — подумал Ив. — Ах да, звонарь Фромон». Ив сунул руку в карман и нащупал там сложенный листок бумаги. Ведь только прошлой ночью Ив сидел запертым в подвале замка Понфор над глубокой ямой тюремного подземелья, где нет света и так тихо, что слышно, как тяжело прыгают ядовитые жабы. Не жуткий ли это сон? Не призраки ли сновидения все те страшные люди — Клещ, барон? А Эрменегильда? О нет, она живая, настоящая! Ив помнит, чувствует ее поцелуй, слышит дрожащий от волнения шепот: «Прощай». Он сохранит о ней память, как о светлом луче в царстве мрака.

Парень на осле кончил петь, но где-то в толпе зазвучала другая песня.

Рядом с Ивом шел рослый бородатый крестьянин, погонявший лошадь, навьюченную мешками. Крестьянин был в рваной рубахе. Ноги его были обернуты воловьей кожей, обмотанной до колен лыком. Возле него шел другой, маленького роста, с давно не бритыми впалыми щеками, в измятой суконной шапке, с высокой палкой в руках и корзиной с яблоками за спиной.

— Тебе хорошо с твоими яблоками, — говорил бородатый крестьянин. — Юркнул в толпу — королевские Сборщики и не заметят, прошел мост, а уж там никто тронуть не смеет. А мне с моей кобылой да с мешками куда деваться? Вот и считай: меньше чем четырьмя денье не отделаешься.

— Верно, — согласился другой, — они собирают на перестройку, на починки, а Малый мост, того гляди, рухнет — сваи гнилые. Куда деньги уходят?

— Куда? Сборщикам в карманы, вот куда!

— Вон монахи сколько тащат! С них брать не полагается — монастырское.

— С них бы и брать. У аббатства святого Германа в Лугах двадцать пять поместий, крестьян крепостных больше двух тысяч!

— Да ведь монахи и клирики — они папские, ик королю трогать невозможно.

— Это верно…

Страхи замка Понфор потонули в говоре, песнях, шуме этой пестрой толпы. Ив чувствовал себя слитым с этими людьми, такими своими, понятными. Радостное чувство наполняло его существо, он бодро шагал, вдыхая живительный воздух родной земли. А навстречу ему все яснее, все ближе, в колокольном звоне, в золотых лучах солнца возникал город, ни с каким не сравнимый, город науки Париж!

Глава VII МАЛЫЙ МОСТ

Уже в те времена значение Парижа было велико благодаря тому, что город был расположен на Сене, главном речном пути на севере страны, и вблизи впадения в нее крупных притоков — Марны и Уазы. Реки были наиболее удобными и безопасными торговыми путями. Кроме того, через Париж проходила большая Орлеанская дорога, соединявшая южные приморские города с крупными городами севера, такими, как древний, сильно укрепленный Санлис — королевская и епископская резиденция. По мере роста внутренних и внешних торговых сношений Французского королевства росло и значение Парижа, стоявшего на узловом скрещении торговых путей.

В начале XII века торговая жизнь Парижа сосредоточивалась на правом берегу реки, вдоль которого и располагались причалы и пристани для купеческих судов, скотобойни, склады и королевская таможня, взимавшая пошлину с привозимых по воде товаров.