Повесть о Сергее Непейцыне

— Ко мне, артиллерийские кадеты! Ближе, ближе! — И, когда все застывшие было на лестнице и на верхней площадке сошлись к нему, продолжал: — Как мне стыдно за вас! Я шел порадоваться вашей забаве, а что увидел? Жадность и злоба суть гнуснейшие из чувствований… Зачем гоните греков? Разве не знаете, что они привезены из далекой страны, где дедов и отцов их мучили и убивали турки? Не знаете, что они сироты, да еще на чужбине? А вы, природные русские, в своем отечестве живущие, вместо того чтоб принять их радушно, отдать лучшее, что имеете, как повелевает гостеприимство, — что вы сделали? Чем лучше турок, что надругаются над слабыми за то только, что они иной веры? Настоящий военный человек должен быть великодушен, даже к врагу милостив, а уж к брату… — Генерал перевел дух и продолжал: — Я могу приказать вам идти по каморам и дать забавляться на горе одним греческим кадетам, могу прислать солдат и велеть сломать сие яблоко столь нежданного раздора. Но так не сделаю. Помните, дети, что наказывать — средство самое простое, но и самое неверное, ибо рождает недобрые чувства. Помните сие, когда будете офицерами: Катайтесь же дальше! А я уйду уверенный, что никто больше не обидит грека — вашего товарища и друга. Кто знает, не будете ли вместе биться против турок, как мы бились рядом с их отцами — нашими союзниками?.. До свиданья, кадеты. Капитан, проводите меня. — Мелиссино снова окинул взглядом мальчиков, которые все теперь смотрели на него, и пошел к своему дому вместе с дежурным офицером.

— Слышь ты, бери салазки, я другие сыщу, — сказал Сергей, стараясь не глядеть на распухшую губу недавнего противника.

— Ницего, ницего, поедем вместе и маленького того возьмем, — ответил грек, улыбаясь и показывая на Осипа.

И так было не только с ними. Греки и русские вновь перемешались на горе, но уже без драки. На всех хватило салазок, вниз съезжали в обнимку красные и малиновые кафтаны.

Больше часу Сергей катался с недавним врагом и, хотя был выше и сильнее, давая ему через раз сесть вперед и править за веревку, что считалось почетным, учил подвигаться и тормозить пятками. А когда горн положил конец катанью, сказал:

— Ну, прощай, брат. Как же звать тебя?..

— Никола Адрианопуло… А тебя?

— Сергеем Непейцыным.

— Так до свиданья, Сергей. Не сердись на меня…

Вечером, сидя за уроками, Сергей думал о сказанном генералом. И как ему самому не вспомнилось, что рассказывал дяденька про греков? Сейчас помнит небось и что потомки славных воинов вроде Леонида Спартанского, и что сражались недавно рядом с нашими. Даже на глобусе покажет их страну. А у горы все заслонила злоба проклятая. Откуда она? Отцовское, что ли, наследие?.. И Никола, видать, хороший кадет: дрался лихо и на мировую пошел сразу. А генерал! Сумел до сердца пробрать и не рассердился нисколько. Не как другие офицеры — накричали бы да разогнали. А толку что? Правду сказал: «самое простое — наказать»…

На Осипа происшествие на горе не произвело впечатления. Когда брат попытался ему высказать восхищение генералом и раскаяние в драке, Осип не поддержал разговора. Он не изъявлял желания схватиться с греками, не протестовал и когда их били, а раз начальство приказало не трогать, — значит, так и нужно. Прошло, и ладно.

Осенью Сергею казалось, что в корпусе они сблизились. Все-таки Осип не раз прибегал к его защите, просил объяснить непонятное в уроках, ему с радостью показывал карандаши, обмененные или выигранные в чижика. Но после боя на горе Сергей вновь почувствовал, что в самом душевном они остались чужими. Выходило, что с Яшей Апрелевым или Андреем Криштафовичем, которых знал первый год, у него больше общего.

— Будь доволен, что уроки исправно твердит, не приходится репетировать, — сказал как-то Криштафович, младший брат которого, лентяй и тупица, также учился в одном с ними классе.

Да, Непейцын 2-й больше всего хотел сделаться первым учеником, носить медаль и благодаря ей стоять на правом фланге капральства, гулять в директорском саду. Это требовало большого напряжения сил — ведь Осип был из самых младших в классе. Но он умел заниматься так сосредоточенно, так усидчиво, как никогда не удавалось Сергею.

Осип ни с кем не ссорился, не дрался и чуть что начинал реветь, отчего за ним удержалось данное Дороховым прозвище «тёлка». Очень скоро большинство учителей оценили почтительность благонравного Непейцына 2-го, всегда знавшего назубок уроки, и ставили его в пример другим, в том числе и Сергею.

Однако нашлись и такие, которые отдавали предпочтение старшему брату. Первым из них оказался словесник Полянский. Главным коньком этою неряшливого толстяка была история славян, их прекрасное будущее. Случайно услышанный ответ Сергея инспектору после драки с Лукьяновым разом расположил к нему Григория Ивановича. Именно благодаря ему за Непейцыным 1-м утвердилась кличка «Славянин». Так Полянский вызвал новичка, расспрашивая в первый раз, что знает. А вскоре после какой-то бойкой декламации сказал, расчувствовавшись: