Повесть о Сергее Непейцыне

Сначала прошли мимо начальства шагом и рысью. Сегодня все было не то, что на походе. Выкупанные, отдохнувшие лошади блестели, выбритые всадники в выколоченной одежде, со сверкающей амуницией и оружием щеголяли выправкой.

Потом разделились пополам и, став по сторонам выгона, понеслись друг на друга с обнаженными саблями, но не сшиблись, как, трепеща, ожидал Сергей, а только, по разу скрестив звякнувшие клинки, проскакали на те места, где только что стояли их товарищи и, там повернули вновь фронт к фронту, чтоб повторить маневр. После того двадцать всадников ездили по кругу и вереницей пересекали его или все разом делали поворот назад и, возвратившись на места, продолжали движение в обратную сторону, сохраняя меж собой ровную дистанцию. Потом десять всадников на полном карьере срубали ивовые прутья, вставленные рядами в деревянные стойки, и, наконец, три драгуна перерубали слепленные из глины шары так чисто, что поднесенные на показ господам их половинки блестели влажной гладью там, где прошла сабля.

Все маневры производились по звуку трубы Самсонюка, стоявшего рядом с дяденькой. И хотя он деликатно отворачивал от господ сверкающее жерло, но матушка все же затыкала уши, закатывала глаза, даже слегка вскрикивала.

«Нарочно кривляется», — недобро думал Сергей. Но тотчас забывал о ней. За выгоном на фоне белых палаток стояли стеной также смотревшие драгуны. Их синие с красным мундиры и загорелые лица, подчиненное строгому ритму мелькание всадников на рослых гнедых копях и переливчатые звуки трубы — все было так прекрасно, что Сергей не помнил себя от восторга.

За праздничным обедом он сидел рядом с дяденькой, дальше майор Полторацкий, за ним — маменька с Осипом, рядом — молодые офицеры и, замыкая круг, капитан Фенш. Он прискакал прошедшей ночью и оказался развеселым немцем, без умолку произносившим тосты и комплименты, сравнивая маменьку то с розой, то с Венерой. А когда обед кончился, под бубен и пение драгун пустился плясать молдаванский танец «джок», похаживая в котором туда-сюда, очень походил на ручного медведя. Дяденька хотел показать Феншу, как надо плясать, но у него вышло не лучше.

На другой день эскадроны ушли, и о празднике напоминали только горелые проплешины от костров да выбитая копытами трава на выгоне. По пролился дождь, другой, и все зазеленело по-прежнему…

Лето перевалило на осень. Началась молотьба. Однажды Семен Степанович сказал Сергею:

— Надо мне, друг любезный, к матушке твоей сходить, сказаться, что через месяц в корпус тебя отвезу. Хочешь — со мной ступай, хочешь — дома останься.

Сергей не пошел — что хорошего слушать их разговор? То ль дело новая игра свайка, которой выучил его недавно Моргун.

Возвратившись, дяденька сказал с усмешкой:

— Ну, брат, вышла оказия. Удружил я матушке твоей! — И на вопросительный взгляд крестника продолжал: — Насчет тебя она, понятно, согласна — увози хоть на край света. А вот Осип возлюбленный — дело иное. Только услышал, что в корпус поедешь, офицером станешь, как кинется ко мне, как заверещит бараном: «И я! И меня! Я хочу! Мне нужно! Возьмите!» Я было — что рано ему. Так с красноречием Демосфеновым: «Смотрите, я росту какого, и силу руки попробуйте. А насчет науки много ль я от братца отстал?» Я отказал еще — он в слезы. Так и ушел, оставил его закатываться, а матушку кудахтать: «Ох дитё, ох не крушись! Хочешь пряничка медового?» Как же, нужен ему пряничек! Она, верно, думает, что, попроси Осип еще, опять откажу. А я сумлеваюсь… Конечно, возиться с таким кладом не больно охота, но ведь тоже кровь родная, и сирота. Мне ль ему в учении не помочь? Может, один случай от матушки оторвать. В другой раз для него одного в Питер не потащусь…

Семен Степанович походил по комнате в задумчивости.

Сергей ревниво соображал: «Все, что было получше, ему искони отдавали, и что мне хорошее наконец выпадает, тоже ему достанется. Да разве он гож в товарищи? Авось матушка осилит…»

— Сколько ему лет? — спросил дяденька.

— В ноябре десять стукнет.

— Возраст пригодный. Его, я чую, драгунский праздник вскипятил… Ну, как скажешь, брать его с собой?..

— Не знаю, — ответил, потупясь, Сергей.

Он не мог сказать дяденьке: «Берите!», когда всей душой не хотел этого.

Корпус

В корпус, да не в тот. Инспектор классов. Поединок с печенегом

Матушка просила взять Осипову Аниску, но дяденька отказал:

— На что, сестрица, кадету нянька? А двух дядек не по нашему кошту держать. Филя и вашему дофину дурного не сделает…

Матушка обижалась на непонятное слово «дофин», на то, что своих людей Семен Степанович зовет не по-барски ласково, а главное, что делается не по ее воле.

— Небось Ненилку везете, — упрекала она.

— Жену с мужем разлучать грех, — говорил дяденька.

— Сережино рожденье спраздновали, а Осенькина ждать не хотите, — уже хныкала матушка.

— Не я, корпус не ждет, — отвечал Семен Степанович.

Она плакала пуще.

Поехали двумя запряжками. В тарантасе — Семен Степанович с мальчиками и Фома, сзади — телега «запасу» и Филя с Ненилой.