Читаем Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине) полностью

Он протянул оторопевшему Берзину солдатский котелок, до краев наполненный духовитой ячневой кашей, от запаха которой у Эдуарда Петровича перехватило дыхание.

— Ячневая! Вот здорово! — он вскочил, принялся лихорадочно шарить по столу. — Ложка! Где-то тут была ложка.

— Да вот она! — Петерсон протянул ему большую деревянную ложку. — Физиономию хоть бы сполоснул, чадушка!

— Верно! Верно, надо умыться! Я сейчас, — говорил он, стремительно стягивая с себя гимнастерку. — Ячневая каша! Бывало, мать наварит вот такой котел, — Берзин развел руки, показывая, какой огромный котел, и, уловив скептический взгляд Петерсона, добавил — Честное слово! Не меньше! А каша… ммм! Со шкварками! Мечта!

<p>13</p>

Рейли встретил его торопливым вопросом:

— Удалось договориться?

— Да! Но не с комендантом, а с заместителем. Комендант болен…

— Черт с ним! Главное — попасть в театр.

До условленного времени оставалось еще минут сорок, и они гуляющей походкой прошлись к Столешникову переулку.

На углу Столешникова постояли, прислушиваясь и наблюдая, как ругаются между собой извозчики.

— Что-что, а ругаться москвичи умеют, — обронил Рейли.

— И не только москвичи, — подтвердил Берзин, вспомнив матроса. — Лондонцы, по-моему, так же не отличаются изысканностью выражений?..

Рейли промолчал. И только когда они повернули обратно, вдруг рассмеялся:

— А вот где пьют, так это в. Гамбурге…

— К чему вы это?

— Есть такой анекдот. Русский анекдот. Не слышали? Из заграничного вояжа вернулся богатый купец. Собралась многочисленная родня. Сидят, пьют чай из самовара, ждут, когда Сила Силыч начнет рассказывать. А он молчит, хмурый, как осень. Молчит и молчит. Наконец кто-то из гостей не выдержал: Сила Силыч, а ты в Мадриде был? Был, устало отвечает Сила. Ну, а в Риме был? Был, следует односложный ответ. А в Париже? Говорят вам — был! — начинает сердиться Сила. А в Лондоне? И в Лондоне был! — уже кричит Сила. Испуганные гости замолчали, робко попивают чаек, а Сила Силыч — чернее тучи. Помолчал с пяток минут — с эдакой кондовой тоской вдруг выдохнул из себя: а вот где пьют, так это в Гамбурге! — Рейли снова засмеялся. — Прорвало, значит, человека. Мне видится в этом анекдоте весь русский характер. Вы согласны?

— Признаться, — ответил Берзин, — я никогда не связывал характер людей с анекдотами. Понятия эти, по-моему, несоизмеримы.

— Вы всегда так серьезно относитесь ко всему? Или это наигрыш? — не меняя веселой интонации, спросил Рейли.

— Не умею играть. И, наверное, никогда не научусь. Даже под руководством такого опытного режиссера, как вы, господин Константин.

Рейли вдруг остановился, схватил Берзина за руку:

— Хотите, я вам докажу, что вы отличный игрок?

— Попробуйте, — хладнокровно ответил Берзин.

— Вы же отлично знаете, что я никакой не «господин Константин»! Что моя фамилия Рейли. Сидней Рейли! Знаете? Говорите!

— Допустим.

— Не «допустим», а знаете! — Он выпустил руку Берзина и заговорил уже спокойно. — Вот видите, полковник, я вам и доказал, что вы неплохой игрок.

— Но вы же сами велели называть себя «господином Константином»…

— Да, велел! Что из этого?.. Ну, ладно! Оставим этот разговор на более подходящее время…

— Нет, господин Константин, или, если вам угодно, господин Рейли, — начал злиться Берзин. — Продолжим. Начистоту! Мне надоела эта, как вы ее называете, игра! Вы постоянно от меня что-то скрываете и в то же время требуете, чтобы я был с вами откровенным, рисковал своей головой. Я солдат и не желаю участвовать в никчемных авантюрах. Или мы строим наши взаимоотношения на полном доверии, или нам придется расстаться. Вы меня не знаете, я вас. В общем, как говорят французы…

— Меня не интересует, что говорят ваши французишки, — перебил его Рейли. — Вы заговорили о доверии. Хорошо! Я согласен раскрыть перед вами свои карты. Но и вы сделайте то же. Направляясь сюда, я намеревался в одиночестве обдумать созревший у меня план. Теперь мы это сделаем вдвоем. — Рейли ускорил шаг.

— Бесконечно вам благодарен! — криво усмехнулся Берзин. — Но только разовые контрамарки на отдельные спектакли мне не нужны…

— Я вас понял. Вы получите постоянный пропуск. Слово офицера!

Аболинь раскрыл перед ними узкую створку двери, посветил на лестнице смешным бутафорским фонарем и стал водить по бесконечным коридорам, лестницам, переходам. Изредка Рейли отрывисто спрашивал: здесь что? Аболинь так же односложно отвечал: фойе второго яруса, артистический выход…

На сцене, задвинутой стальным решетчатым занавесом, Берзин увидел не убранную после спектакля декорацию из «Фауста» и подумал, что так и не собрался послушать Собинова и Шаляпина в главных ролях… Рейли же старательно обошел всю сцену, прикидывая что-то. Потом остановился напротив суфлерской будки и, подозвав Берзина, спросил:

— Как по-вашему, сколько нужно человек, чтобы окружить всю эту махину?

— Не понимаю, как окружить? — прикидываясь простачком, спросил Берзин.

— Вы же офицер, господин полковник, — укоризненно покачал головой Рейли. — Окружить плотным кольцом., Так, чтобы никто не мог уйти со сцены.

Берзин помедлил с ответом, окинул взглядом сцену:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии