Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине)

Адвокатская обитель оказалась большой, с высоким потолком, комнатой. Стол, несколько стульев да облезлая оттоманка составляли все ее убранство. Адвокат — щуплый, неказистый — подслеповато смотрел на гостей.

По давно укоренившейся привычке видеть в каждом человеке потенциального преступника, Грамматиков старался угадать, какое дело привело к нему этих двух людей— столь разных по социальному положению в том, ином мире, но теперь низведенных на одну ступень. Аркаш-кино прошлое было известно Грамматикову во всех подробностях, и он не сомневался, что одесский налетчик не оставил своих занятий и в нынешнее смутное время.

Но Константин Георгиевич — так он велел себя именовать, хотя перед адвокатом незачем было играть комедию— он-то как оказался в обществе этого бандюги? Впрочем, решил Грамматиков, этот бывший одессит всегда тяготел к уголовному миру…

— Итак, господа, чем могу служить? — спросил Грамматиков, когда гости уселись.

Константин Георгиевич, молча наблюдавший за адвокатом, криво усмехнулся:

— Изрядно вас революция потрепала. Где прежний лоск, где галантность в обхождении. А комната! — он скептически огляделся. — Это же хлев! Помнится, в одиннадцатом году вы как метеор сверкали на фоне тусклых одесских светил Фемиды. А теперь поблекли, изрядно поблекли.

— Сил больше нет! — Грамматиков опустился на оттоманку и сжал голову руками. — Живу, как в кошмаре.

— Совесть, что ли, мучает? — участливо спросил Аркашка.

— Какая, к черту, совесть, — рассердился Грамматиков. — Жизнь распроклятая! Собачья!

— Граждане-товарищи потрясли! — догадался Аркашка. — Любопытствую: сколько с такого хлюпика, как вы, они могли вытряхнуть?

— Аркашка! Без личностей! — прикрикнул Константин Георгиевич.

Адвокат будто и не слышал. Встал, прошелся по комнате. Потом уселся напротив Константина Георгиевича.

— Вы умный человек, — начал он, глядя в лицо собеседника. — Ответьте мне на вопрос: долго еще продержатся большевики? Месяц, два? Год, пять? А может, десять?

— Большевики за власть уцепились крепко, — убежденно ответил Константин Георгиевич и, уловив недоуменный взгляд адвоката, пояснил: — Революция потому и называется революцией, что свергает старый строй и утверждает новый. А к прежнему возвращаться не хочет. Неужели вы не понимаете этой школьной истины?

Адвокат явно обиделся. С независимым видом он откинулся на спинку стула и холодным тоном спросил:

— Если вы столь уверены в большевиках, то почему не идете в Смольный и не предлагаете им свои услуги?

Константин Георгиевич рассмеялся:

— Вы, Грамматиков, глупее, чем я предполагал. Аркашка— простая душа — тот с полунамека понял, что к чему. А вы — русский интеллигент, юрист с университетским образованием… Впрочем, таких интеллигентов, как вы, всегда отличала недальновидность.

— Смеетесь! Смеетесь в такой грозный для России час! Когда жизнь и кровь лучших сынов отечества взывает о мести! Вы смеете…

— Повторяю, — зло перебил адвоката Константин Георгиевич, — вы глупы, господин Грамматиков. Но вы мне нужны. Слушайте, что я вам скажу — вы, бывший ходатай по делам.

Константин Георгиевич встал, прошелся по комнате. Его пухлый рот скривился в надменной улыбке. Грамматиков исподлобья наблюдал за гостем, а Аркашка дремал, положив голову на могучие кулаки.

— Только человек с вывернутыми мозгами не замечает, что большевики прочно стоят у власти. — Константин Георгиевич нахмурился. — Именно потому я здесь. Мне оказана высокая честь освободить Россию от большевистской тирании и возвратить этому колоссу…

— Престол?

— Престол царя-батюшки, парламент или сейм — дело не в вывеске. Главное — победить, уничтожить красную опасность, которая отсюда, из России, чего доброго, начнет расползаться во все части земного шара.

Грамматиков слушал, не поднимая головы. Слова, произносимые Константином Георгиевичем, доходили до него как отголоски чего-то уже слышанного и осознанного. Он старался и никак не мог вспомнить, где, от кого уже слышал эти трескучие фразы. В сумасшедшем доме, когда бывал там по делам службы? Помнится, и Керенский любил блеснуть перед дамами подобными сентенциями. Какая чушь! Этот авантюрист старается уверить его, что один человек способен свергнуть власть, которую захватила в. свои руки безликая толпа. Нет, мир катится в пропасть! А Аркашка — мерзкий тип — храпит на всю комнату.

Между тем Константин Георгиевич говорил, что привлечет на свою сторону офицерство, объединит силы промышленников и землевладельцев. Он развивал свои мысли с последовательностью маньяка. Но за каждым словом Грамматиков вдруг стал чувствовать какую-то беспощадную силу, удесятеренную злобой и ненавистью этого непонятного и страшного человека.