Повесть о недовольном кролике

— Посмотри-ка, — убеждал ее Борек. — Видишь, вон там, в траве, песчаный бугорок? Это муравейник. Там у твоего муравья дом родной, и он сейчас наверняка туда побежит. Под малинником у яблони живет его тетушка. Честное слово! А вон там, у пионов, бабушка. Такие же муравейники и на тропинке, и под камнями.

— Нет, нет! — кричала Петрушка.

— Сейчас увидишь!

Борек поднатужился и сдвинул с места большой камень. Из-под него стремглав разбежались муравьи. Потом появились медлительные мокрицы. Обоим ребятишкам стало противно при виде этих серых неприятных существ. И Борек быстро сдвинул камень на прежнее место.

И тут же вынул из кармана веревку и винтик. Они пригодятся, когда он будет делать свою ловушку — доску, обмазанную клеем. Сегодня он спрячет доску в салате, чтобы поймать зайца.

Дом в саду незаметно наблюдал за Бореком и Петрушкой. Его глаза-окна постоянно их сторожили. Эти окна уже видели много игр и много ссор. Но ни во что не вмешивались. Сад полностью принадлежал детям, давая им огромную радость.

Но за это дети должны были все свои споры разрешать сами. И не смели жаловаться друг на друга.

А ведь ругались и даже дрались Борек с Петрушкой нередко. И лупили друг друга чем ни попало. Но, к удивлению, удары не были болезненны. Борек обычно дрался, стиснув зубы, молча; Петрушка визжала во все горло. Визжала не от боли, а просто так, для храбрости.

Они дразнили и задирали друг друга, но и обойтись друг без друга не могли. Куда один, туда и другой.

Только школа их разлучала.

Дом наблюдал за ними, как правило, молча. Но сегодня вдруг из открытых дверей раздался голос:

— Борек, в школу!

Услышав голос, Борек сразу все бросил. Школа — дело нешуточное. И кинулся рысью к дому. Даже не взглянув на Петрушку. Петрушка затопала за ним, сначала к дому, потом к садовой калитке. Она страстно мечтала о школе и тайком восхищалась Бореком. Он такой большой, совсем взрослый! А малыши всегда мечтают о том, чтобы скорее вырасти и стать взрослыми. Больше всего Петрушку поражало, что у Борека есть какие-то свои обязанности: он должен делать уроки, ходить в школу, должен писать и читать. А главное, там, за садовой калиткой, у него есть товарищи. И он один, самостоятельно, ходил по улице. Она могла провожать его только до садовой калитки. Ох уж эта садовая калитка! Она закрывала от Петрушки весь огромный мир. Правда, девчушка не чувствовала своего заключения. Просто ей не хотелось оставаться в одиночестве, когда Борек отправляется в этот огромный мир, такой неизвестный и заманчивый.

На улице подстерегает опасность, об этом Петрушка знала. Как сумасшедшие мчатся машины, звенят трамваи — только и смотри на рельсы! Несутся мотоциклы и велосипеды. Дерутся собаки. Встречаются там и недобрые люди. Но зато на перекрестке стоит регулировщик в белых перчатках и наблюдает за всем этим движением.

Мир за калиткой пугал и манил Петрушку. И каждый раз, провожая своего старшего брата, она ныла:

— Я тоже пойду с тобой в школу, тоже пойду…

— Завтра, завтра, не сегодня, — дразнил ее Борек.

И Петрушка серьезно повторяла:

— Завтра!

Завтра не означало для нее следующий день, а значило лишь то, что все это действительно произойдет, и притом очень скоро.

— Я спрошу сегодня мальчишек в школе, как ловятся зайцы, — тихо шепнул Борек на прощание. Шепнул тайком, они оба очень любили свои тайны.

Петрушка повисла на заборе, стуча ногами в калитку. Потом заглянула в почтовый ящик и насыпала в него разноцветных камушков с дороги. Довольная собой, она любовалась ими, ей нравилось, что камушки лежат в почтовом ящике, как раскрашенные яички. Закрыть ящик она, разумеется, забыла. Возвращаясь в сад, Петрушка размахивала руками. Где-то глубоко внутри возникла песенка. Слов у песенки не было. Да и мелодии, пожалуй, тоже. Наконец и губы Петрушки запели, и получилось что-то вроде:

«Хорошо, хорошо! Очень даже хорошо! Вокруг так чудесно пахнет. Я лечу, лечу! И сейчас затанцую!»

Руки Петрушки задвигались, она привстала на цыпочки и закружилась. Петрушка кружилась и кружилась, раз, еще разочек! Она кружилась, как волчок. Ветер бил Петрушке в лицо, струился сквозь пальцы, словно гладкая лента. Может, это вожжи, и ветер ее конь?

И вдруг — бац! В разгаре стремительного танца Петрушка упала на траву!

Лежит на траве, голова кружится. И подняться ей совсем не хочется. Вокруг нее маргаритки на длинных ножках. Так и хочется их сорвать. Петрушка рвет маргаритки одну за другой. Бросает их себе на голову. И полными горстями начинает рвать траву. Трава сочная и очень пахучая.

— Ну вот, хватит. Будет для нашего зайца.

Разбросанная трава и цветы, упавшие с волос Петрушки, — и среди них лежит Петрушка и, замерев, слушает дрозда. Сверху на нее словно упала солнечная перинка.

Дрозд сидит на груше, высокой и тонкой. У груши только несколько веточек. Все они тянутся вверх, и дерево походит на подсвечник со многими свечками. А на самом верху сидит дрозд и насвистывает Петрушке: