Повесть о Мизхаппаре (СИ)

- Мы должны проверить, все ли проснулись или некоторая часть нашего многострадального народа всё ещё спит крепким сном! - сказал он. Мы, то есть, Курумбой, я и Юлдашвой, начали осуществлять проверку. Когда мы зашли в дом тракториста Галлаева, он спал со своей семьёй в составе 12 человек на деревянном чорпае (большой топчан, напоминающий небольшую сцену) и храпел. Мы слегка толкнули его, чтобы он проснулся. Но, увы, он спал как убитый. Увидев это, Курумбой занервничал, покуривая свою трубку, и свалил тракториста Галлаева из чорпаи вместе с матрасом. Тот упал на землю, но продолжал спать, ещё громче храпя. Его жена и дети тоже.

- Вот, полюбуйтесь, это искреннее лицо нашего народа, которому мы свято верим! Этот народ не проснется даже тогда, когда у него под ухом взорвется боевая граната! - сказал Курумбой, блестя глазами, налитыми кровью. Потом он приказал мне, чтобы я облил тракториста Галлаева холодной водой. Я взял ведро и, почерпнув из арыка холодную воду, и налил на тракториста. Но Галлаев не обратил внимания на холодную воду. Храпит, то и дело, хрюкая, словно паросенок. Потом он начал бредить.

- Сайлинса, как я люблю Вас, ах, как люблю! Если честно, я стал трактористом из-за Вас. Чтобы никто не мешал мне, когда я думаю о Вас. Я работаю на хлопковых полях, управляя своим трактором "Т - 28 Х 4", и думаю только о Вас. Помните, как мы целовались на берегу и строили заоблачные планы? Потом внезапно сгустились на небе тучи, и начали капать крупные капли дождя, с силой поднимая в воздух запах земли. Затем дождь усилился и превратился в ливень. Как мы бежали тогда, весело смеясь, господи! Разве можно забыть, Сайлинса, тот момент, когда мы скрылись от дождя в заброшенном свинарнике? Как сверкала молния, и как гремел гром! Как шумел ливень тогда! Как мы целовались на сеновале! Эх, вот о чем я думаю, Сайлинса, когда работаю на полях один, водя свой трактор "Т - 28 Х 4". Один раз даже чуть не провалился в глубокий овраг вместе с своим трактором "Т - 28 Х 4", думая о Вас. Особенно, поздней осенью, когда перелетные птицы устремлялись в теплые края, я высовывал голову из окна своего бульдозера "Алтай" желтого цвета, с помощью которого вспахивал колхозное поле, одеваясь в теплую телогрейку, прощался с журавлиными караванами, печально махая своей шапкой ушанкой, искусственный мех которой съели моли.

- Прощайте, журавли! Без Вас опустеют поля и берега, опустеет моя жизнь. Вы - символ разлуки, которую мы пережили! Вы покидаете меня, опустошив мое сердце, как моя возлюбленная Сайлинcа! - говорил я им и тихо плакал, вытирая горькие слезы шапкой ушанкой, мех которой съели голодные моли... Тхи... хи... хиииии...

С этими словами тракторист Галлаев начал плакать во сне. Потом улыбнулся и продолжал бредить:

- Сайлинса, помните, как мы радовались, глядя с восхищением в чистое, синее и бескрайное небо, любуясь огромной радугой после ливня? В то время Ваши родители были богатыми людьми, а наша семья - наоборот, и Вас отдали в замуж за парня из богатой среды. В день Вашей свадьбы моя мама настояла, чтобы я пошел на свадьбу.

- Мама, как же я пойду на её свадьбу? - сказал я тогда.

- Бедный мой - сказала моя мама, поглаживая мои волосы и прижимая меня к себе, как Иван Грозный, который прижимал к груди своего умирающего сына, которого сам смертельно ранил, ударив с железным посохом. Я все же пошел на вашу свадьбу, чтобы увидеть Вас в последний раз и попрошаться хотя бы взглядом. Во дворе, где проходила свадьба, было светло и многолюдно. Свадьба бурлила, как огромный водоворот, и гудела. Дети радостно кричали, как чайки на берегу моря, где шумел прибой. Вы сидели на почетном месте вместе с Вашим женихом. Я стоял в сторонке, в тени, и Вы не замечали меня. Потом пришли хозяева и посадили меня за стол и стали угощать вином. Я выпил слишком много, и в результате охмелел. Перед уходом я сказал Вам качаясь, как маятник, и рыгая:

- Будьте счастливы, сударыня!...

Вы заплакали. А я, наоборот, улыбался, и ушёл домой, спотыкаясь по неосвещенной улице, как Чарли Чаплин в немом фильме, и, стиснув зубы, беззвучно плакал...

Тут тракторист Галлаев перестал бредить, то есть, умолк. Услышав бред тракториста Галлаева, в наших глазах тоже невольно появились слезы, и сентиментальный Юлдашвой вытащил из кармана своих ватных шорт огромный носовой платок, сотканный из собачьей шкуры. Потом начал усердно плакать. Тут к нашему удивлению, жена тракториста Галлаева тоже стала бредить: