- Это наверно учителя бьют своих неуспевающих учеников! Это же феодальное отношение... это... это незаконно! Разве можно в нашем веку бить учениц за то, что они не сделали уроки или домашнее задание? - сказал я.
Мы пошли спасать девушек, которые кричали о помощи. Подойдя к двери, Мамадияр постучал в дверь, но никто не открыл. Наоборот стоны и крики усилились. Нам пришлось применить силу, то есть взломать двери.
-Красноамеец Мизхаппар, приказываю от имени Революционного Комитета, ломайте дверь! - крычал Курумбой.
-Есть, таш каминдон! - сказал я.
Отступая назад метров на двадцать, я подбежал к двери и ударил её ногой. Дверь разломалась от моего сокрушительного удара, и я оказался внутри помещения. Глядим - там председатель колхоза Бадалов и его бухгалтер Нигман преподают уроки ученицам прямо в постели, лежат, как говорится, в чем мать родила. Увидев это, Курумбой взбесился. Мы тоже. Преподавателям пришлось прервать урок на самом интересном месте и они бросились в окно. Они бежали голыми в сторону машины, где их ждал шофер. Мы тоже бросились за ним, но не успели поймать их. Они сели в машину и уехали. Когда рассеялась пыль, мы услышали звуки ещё одного мотора и увидели поднимающуюся по трапу "Запорожца" Гурратоша с чемоданом и с красным зонтиком в руках. Пока мы бежали туда, она уже успела сесть на "Запарожец" с огромными колёсами, и тоже, как говорится, смотала удочки. Мы упустили её. А ученицы побежали в сторону хлопковых полей, опасаясь расправы.
Мы вернулись в офис, и там выяснилась, что Гурратош стащила все деньги, которые мы заработали за всё это время. Как она успела сделать это, - уму непостижимо. Она оказалась сутенёршей.
- Эх, хорошо, что я не женился на ней ! Слава природе и Чарльзу Дарвину! А деньги, которые она увезла, нам не нужны. Потомучто грязные деньги вредят репутацию нашей партии - сказал Курумбой.
Вот такие вот у нас пироги, Сайтмират-ака.
С уважением,
Кулхозник Мизхаппар.
29 октября 2008 года.
10 часов 33 минуты ночи.
Колхоз Чапаев,
Девятнадцатое письмо Мизхаппара
Пусть это письмо, которое я пишу на шкуре овчарки, летит на осеннем ветру, летит строго на запад, где живет Сайитмират ака, там, где он часто сидить выпивая иногда виски или текилу со льдом у окна ночного ресторана, за которым едут последние трамваи и в их светлых салонах видны грустные лица опоздавших, задумчивых пассажиров.
Ассалому алайкум Сайитмират ака.
Вчера Курумбой созвал внеочередной съезд нашей партии, забравшись на крышу свинарника. Я побежал туда, где должен был проходить съезд. Когда я пришел, Курумбой обрадовался и торжественно произнёс речь:
- Ну, вот, колхозник Мизхаппар тоже здесь. То есть, теперь у нас кворум, и мы можем начинать курултай, согласно пункту устава нашей партии о проведение съездов! Так, вот, товарищи, если мы хотим на самом деле придти к власти, то мы как никогда должны усилить политическую пропаганду среди населения! На этом я объявляю съезд закрытым! Товарищи члены нашей партии, депутаты и гости съезда нашей партии, немедленно запрягайте Юлдашвоя в телегу! - крычал он. Потом добавил: - Слышите, труба зовет!
- Да, да, таш каминдон! - ответили мы хором внимая в тишину.
- Тогда, вперед! - сказал Курумбой.
Мы надели на шею Юлдашвоя хомут, и Курумбой сел на телегу. Мы тоже сели. Едем на улице, любуясь пейзажами и иногда здороваясь с прохожими. Душа поёт. Я сам по природе своей люблю дорогу. Вокруг деревья роняют свои желтые и багряные листья. За голыми ветвями деревьев видны лачуги и хижины колхозников, с кривимы дымоходами. Крумбой насвистывает мелодию, хорошее настроение у него. Мамадияр поет какую-то старинную песню.
Не замонкиииим бир париигаааа оооошноман нааааайлайин,
Э, нозини хаддаааааан оширди вояааа, кахрабоооо ман наааайлайин!
В переводе эти строки звучат примерно так:
Вот уж сколько времени я влюблен в одной красавицу,
Она так усилила гнет, не показывая свое очаровательное лицо.
В результате я пожелтел от разлуки, словно янтарь.
Телега ехала, скрепя колесами, и вдруг она застряла. Юлдашвой напрягся, стараясь вытащить её из грязи, но не смог. Тогда Курумбой стал помогать ему, то есть начал бить его по голове длинным кнутом. От ударов порвалась шляпа Юлдашвоя, сшитая из собачьей шкуры. Бушлат тоже порвался. Курумбой беспощадно бил его непрестанно крича:
- Чух, козел! Вставай, не притворяйся, хитрожопый лодырь! Дармоед проклятый!"