– Неплохо… Неплохо… – задумчиво проговорил Микки-Маус, – Неплохо… – повторил он опять, – Тогда Цуццикерсц нам не страшен! Знаешь что, пойдём-ка со мной! – он схватил меня за другую руку и потащил за собой куда-то на чёрный двор…
Я так и знал, что всё будет именно так. Жопой, как говорится, чувствовал. Это ведь только в предыдущие сорок раз всё было искажено и изгажено до такой степени, что наказывалось только Добро. Теперь, в сорок первом, адовы круги завершились, и, значит, рано или поздно придётся отвечать за свои поступки… Да, рано или поздно – это-то я понимал, но только почему-то не думал, что это случится так скоро.
– То есть, ты хотел сказать «рано»? – переспросил Микки-Маус.
– Ну да… Пусть так…
– Нет, милый мой. Это не рано и не поздно. Как раз в самый раз! – воскликнул он и легонько подтолкнул меня к… Ней.
О да, из темноты арки, соединяющей сквер близ церкви Большого Вознесения и один из чёрных дворов неприятного московского центра, на меня выступила именно она, Шевцова Ольга Велимировна в белой шубе из морского котика-альбиноса…
Она двинулась на меня, а Микки ещё и подтолкнул меня к ней – так что мы, в общем, непреднамеренно обнялись. Обнялись, казалось, случайно – так, просто, чтобы друг друга удержать от падения, уберечь друг друга от случайного столкновения мужского и женского лбов – но совершенно неожиданно для себя самого я вдруг не растерялся и просунул её в рот свой язык, то есть, как сказали бы в прежних мирах, поцеловал её в губы. Поначалу, так сказать, в губы рта, если быть совсем точным, чтобы, в свою очередь, не возбуждать кривотолков и не давать поводов к разночтениям.
– Я вижу, мой друг, фауст-метеорит не причинил тебе никакого вреда! Что ж, пожалуй, я этому рада. Ну ты и пройдоха, мой друг… – она ласково улыбнулась.
Я молча смотрел на неё и ждал приговора.
– Видишь ли, я давно хотела задать тебе пару вопросов. Скажу больше, я и послала за тобой Микки-Мауса. С некоторых пор он – мой должник. Да, ты прав, мой друг, настало время платить по счетам, время отвечать за свои слова. Не думаю, чтоб ты был особо удивлён. Я всегда считала тебя одним из самых своих способных учеников, а понимание того, что за всё надо расплачиваться – это и вовсе много проще всего того, к чему мы с тобой приходили в процессе наших занятий.
– Оля, ты сказала, что с некоторых пор Микки-Маус – твой должник. Может, ты сперва объяснишь, что ты имела в виду? – с трудом держа себя в руках, точнее, не выпуская из своих объятий Ольгу, спросил я.
– Я скажу тебе, не спеши. Но сначала ты ответь мне на мои вопросы. Сейчас держать ответ твой черёд!
– Хорошо. Спрашивай. – был вынужден согласиться я. Тем более, что Микки-Маус давно уже недвусмысленно наставил на меня совершенно недекоративный обрез, несмотря на то, что приклад его и был раскрашен под «хохлому».
Ольга высвободилась из моих объятий, отошла на пару шагов назад, расстегнула свою белую шубу, приложила правую руку к низу живота и сказала:
– Я бы хотела знать, в общем и целом, какие произведения ты включил в свой курс литературы, когда работал учителем, и в каком ключе и кому конкретно ты их преподавал?..
Я снова подошёл к ней вплотную, изо всех сил изображая полное презрение к наставленному на меня обрезу, медленно-медленно коснулся ладонью внутренней поверхности её правого бедра, и рука моя, постепенно увеличивая давление, так же медленно поползла под тёмно-бордовой Ольгиной юбкой всё выше и выше. Одновременно, так же неспеша, я начал и свой рассказ: