Повесть о любви и тьме

В Иерусалиме несколько раз встречались командующий арабско-иорданскими силами полковник Абдалла А-Тал и командующий Иерусалимским фронтом подполковник Моше Даян, чтобы провести границу между двумя частями города и выработать соглашения о порядке следования транспортных колонн в кампус Еврейского университета на горе Скопус. Университет остался израильским анклавом, окруженным территорией, находившейся под контролем армии Трансиордании. Вдоль пограничной линии были возведены высокие бетонные стены, чтобы перекрыть улицы, одна из частей которых была в израильском Иерусалиме, а другая часть — в арабском. Кое-где над бетонными стенами достроены были заслоны из жести, чтобы укрыть прохожих на улицах западного, еврейского, Иерусалима от глаз снайперов, засевших на крышах домов восточного, арабского, Иерусалима. Укрепленная полоса проволочных заграждений с минными полями, огневыми точками, наблюдательными пунктами рассекла весь город, окружив израильскую часть Иерусалима с севера, востока и юга. Только с запада город остался открытым, и единственная извилистая дорога соединяла Иерусалим с Тель-Авивом и с остальными частями молодой страны. Но один участок этой дороги остался в руках иорданского Арабского легиона, и возникла необходимость проложить обходное шоссе. Вдоль него были протянуты трубы новой линии водопровода вместо старой, еще времен британского мандата, часть которой была разрушена. Кроме того, некоторые из насосных станций, качавших воду из артезианских скважин, оказались в руках арабов, так что необходимость нового водовода была очевидной. Этот обходной путь получил название «Бирманской дороги». Спустя год-два было проложено асфальтовое шоссе, обходившее арабские позиции и получившее имя: «Шоссе мужества».

В те дни почти все в молодой стране получало имена павших в бою и названия героических боевых операций, либо увековечивало эпизоды борьбы за воплощение в жизнь идей сионизма. Израильтяне очень гордились своей победой. Сознание справедливости борьбы и чувство морального превосходства укрепляли их дух. В те дни не предавались особым размышлениям о судьбах сотен тысяч людей, оставивших свои дома и ставших палестинскими беженцами: многие из них бежали, но многие были изгнаны из городов и деревень, захваченных израильской армией.

У нас говорили, что война — это, разумеется, дело ужасное, несущее множество страданий, но кто велел им, арабам, начинать эту войну? Ведь мы-то приняли вынесенное Генеральной Ассамблеей ООН компромиссное решение о разделе, а вот арабы отвергали любой компромисс и начали войну, чтобы прикончить всех нас. И, кроме того, разве не известно любому из нас, сколько еще тех, кого, как сказано было некогда пророком Шмуэлем, поразил безжалостный меч. По всей Европе до сих пор скитаются миллионы беженцев Второй мировой войны, целые народы вырваны с корнем из домов своих, и в местах их прежнего обитания укоренилось уже другое население. Пакистан и Индия, совсем недавно образованные государства, обменялись друг с другом миллионами своих граждан. Так же поступили Греция и Турция. Разве мы не потеряли Еврейский квартал в Старом городе Иерусалима, не лишились таких обжитых евреями мест, как Кфар Даром, Атарот, Калия, Неве Яков, — параллельно с арабами, которым перестали принадлежать Яффо, Рамле, Лифта, Малха, Эйн Керем. На место сотен тысяч арабов, оставивших свои дома, прибыли сюда сотни тысяч еврейских беженцев, которые подвергались преследованиям в арабских странах. Слово «изгнание» у нас старались не произносить. Резню, устроенную в арабской деревне Дейр Ясин, приписывали «безответственным экстремистам».

Бетонный занавес опустился и отделил нас от квартала Шейх Джерах, от других арабских кварталов Иерусалима.

С нашей крыши я мог видеть минареты арабских пригородов Иерусалима — Рамаллы, Шуафата, Биду, одинокую башню на вершине холма Пророка Самуила (там, по преданию, находится его могила), школу полицейских (с крыши этой школы иорданский снайпер убил Иони Абрамского, когда мальчик играл во дворе своего дома), гору Скопус с Еврейским университетом и больницей «Хадасса», Масличную гору (она была в руках иорданского Арабского легиона), крыши квартала Шейх Джерах и Американской колонии.