Повесть о красном орленке

— Любого. Кроме вот этого, серого в яблоках. Это запасной Колядо.

Артемка обалдел от такой неслыханной щедрости. Он бегал по конюшне, рассматривал коней — все они были чудесными чистокровными скакунами, длинными, на тонких стройных ногах, с узкими чуть злыми мордами.

— Ну, ну, Космач, живее,— поторопил Костя.

— Вот этот,— наконец сказал Артемка, указав на вороного, с белой звездочкой на лбу. Костя осмотрел коня, одобрил:

— Конь славный. Выводи.

Во дворе конюшни вороного оседлали, и Артемка ловко запрыгнул в седло.

— Эх, конек! — захлебываясь счастьем, прошептал Артемка, разбирая поводья.

Потом он тронул коня, объехал двор легкой рысью да вдруг давнул каблуками бока вороного, гикнул и вихрем вынесся на улицу.

— Вот так Космач!.. — изумленно произнес Костя, прислушиваясь к стремительно удалявшемуся топоту.— Лихо!

А вечером этого же дня, получив задание, Артемка с Костей Печерским выехали в Черемшанку.

Артемка сразу, легко и просто, вошел в среду разведчиков. Поначалу побаивался малость: вдруг начнут подсмеиваться, что-де молодой. Но разведчики приняли Артемку как равного: молодой ты или старый, но коли стал разведчиком, то тебе грозят те же опасности. Не зря партизаны говорят: первая пуля врага — для разведчика. Потому что он всегда впереди.

Дел было много, особенно сейчас, когда отряд готовился к выступлению против Гольдовича. И не только у разведчиков.

Колядо днями и ночами занимался отрядным вооружением: в кузнице ковались пики, шашки, ножи, отливались пули. Отряд рос беспрерывно: шли крестьяне в одиночку и целыми группами, приходили солдаты, убежавшие из колчаковской армии. Такой махиной, какой стал теперь отряд, командовать одному становилось труднее и труднее. И Колядо переформировал отряд. Сейчас он состоял из трех рот и одного кавалерийского эскадрона.

Артемка с радостью узнал, что командиром одной из рот назначен Неборак. Выбрав свободное время, побежал к нему.

Неборак крепко обнял Артемку.

— Я думал — совсем забыл старых товарищей...

Артемка принялся горячо доказывать, что и не думал забывать своих, просто времени все нет — в разведке.

— Пошутил я. Понимаю: пора горячая. У каждого свои заботы. Ну, как живешь-служишь?

Артемка рассказал о своих делах.

— А ты? — спросил он в свою очередь.— Где все наши?

— У меня в роте. Весь отряд целиком. Вооружаемся сейчас, военному делу учимся — стрелять, штыковому бою...

Пришел Суховерхов, обнял Артемку, сказал Небораку:

— Привез тридцать пик. К вечеру еще обещают двадцать.

Неборак кивнул:

— Хорошо.

Изменился Суховерхов после того, как узнал от Артемки о беде, что постигла его семью. Еще больше посуровел. Об одном мечтал, одного хотел: добраться до настоящего, боя и за все расквитаться с колчаковцами.

Суховерхов медленно скрутил козью ножку, присел на корточки, задымил.

— Коней надо подковать...

— Сделаем. Колядо дал двух кузнецов.

— А телеги сами уже починили. Только бы вот колесо переднее достать. Проверил — одно совсем негодное. Рассыплется в дороге.

— Попроси у дядьки Опанаса. У него, кажется, есть.

— Добро.

Разговаривают мужики просто, совсем по-будничному. Будто не военные дела решают, а свои домашние, хозяйские.

Суховерхов, докурив самокрутку, поднялся, взглянул на Артемку.

— Может, к нашим ребятам сходишь? Спрашивают все: где да где Артемка.

Засобирался и Неборак.

— В кузню пойду. Погляжу, как дела там...

Рота Неборака расквартировалась на широкой улице, рядом с площадью. Здесь было оживленно и шумно. В одном из дворов раздавались раскаты хохота. Артемка заглянул туда: на траве лежали и сидели человек десять мужиков и, хватаясь за животы, хохотали. Среди них увидел старого знакомого желтоусого мужика и Тимофея. Семенов тоже заметил Артемку, растянул губы в своей немножко смущенной улыбке и заспешил навстречу, волоча за собой, словно палку, длинную толстую пику.

Артемка засмеялся — очень уж вид у него потешный. Это Тимофей, должно быть, и сам понимал, потому что грустно произнес:

— Тяжела, окаянная: ни в руках, ни на плече. Не по моей силе оружие. Мне бы наган... А ты, говорят, при штабе теперь, в разведке?

Артемка кивнул:

— В разведке. Коня дали. Вороной, со звездочкой на лбу. Хорошо ходит и выстрела не боится.

Тимофей поскреб затылок, вздохнул:

— А я, вишь, в пехоте.— Показал на пику: — С энтой штукой уже третий день хожу. Все руки отмотала. Погибать, должно, из-за нее придется: пока буду поднимать, ан глядь, уже расстрелянный.

В этот момент раздался новый взрыв смеха.

— Чего они? — спросил Артемка, поглядывая с любопытством на мужиков.

Тимофей махнул рукой:

— Над Барином потешаются...

— Над каким барином?

— Да тут один... Прозвали так. Пришел к нам недавно. Хочешь — погляди, послушай.

В центре круга, перед пулеметчиком Афонькой Кудряшовым, сидел щуплый узкогрудый мужичонка с жидкой рыжеватой бородой. Он размахивал руками и крикливо убеждал Афоньку Кудряшова:

— Всё зубы скалишь? А ты не скаль. Слушай, чо я тебе говорю. Я-то получше твово знаю!

Артемка шепнул:

— Этот, что ли?

— Он самый.

— Почему же Барин?

— Погоди, узнаешь...

Афонька состроил серьезное лицо и очень миролюбиво произнес: