Повесть о гималайском медведе

В середине ноября, когда Белогрудый еще не успел, как говорят охотники, «залежаться», к кедровому пню подошел человек. Добывая белок и колонков, он интересовался крупным зверем лишь тогда, когда нужно было запастись мясом, которое все охотники любят и едят помногу. Осмотрев свежие царапины на пне, он остановился в нерешительности: царапин было много, видно, зверь несколько раз залезал и слезал, а вот сидит ли он в дупле? Поручиться за это было нельзя. Ясно было одно: нужно прорубить отверстие в пне и проверить. Достав из рюкзака топор, охотник срубил ореховый прутик, расщепил его на конце, затем снял карабин с предохранителя и прислонил его к стоявшему рядом дереву. Постукивая обухом топора по пню, охотник нашел более тонкую стенку и стал рубить.

При первом же ударе топора Белогрудый вздрогнул. Этот звук не предвещал ничего хорошего. Прижавшись к дну берлоги, медведь решил не выдавать своего присутствия.

Долго рубил охотник. Смолистые щепки отлетали далеко на снег. Наконец светлый плотный слой сухого кедра сменился темной трухлявой сердцевиной, пустотелости не было. Охотник понимал, что прорубил ниже «пробки» — того плотного слоя в дупле, на котором лежал медведь. Теперь следовало пробить колом «пробку» и поднять медведя, если он находился в берлоге. Вырубив и заострив ореховый кол, охотник приступил к делу. Сменив несколько сломавшихся кольев, он наконец пробил «пробку» у самого края крепкого слоя, слегка задев за бок Белогрудого. Прижавшись к противоположной стенке берлоги, медведь по-прежнему не проявлял признаков жизни. Своим упорством он немало поколебал уверенность охотника, и если последний не уходил, то только потому, что никак не мог просмотреть внутреннюю полость столь подозрительного пня.

Потеряв терпение и немало утомившись, охотник решил «прощупать» пень другим способом. «Авось какая пуля и заденет упрямого сидня», — подумал он, отходя от пня и выбирая место, куда пустить пулю. После выстрела ему показалось, что внутри дерева что-то заскребло, но вскоре в лесу снова установилась мертвая тишина. Наступающие сумерки торопили охотника. Стрелять он больше не стал, но решил поджечь пень.

По счастливой случайности пуля Белогрудого не задела. Она прошла между лапами зверя и ударилась в противоположную стенку берлоги. Это сотрясение пня и заставило медведя быстро развернуться, но какая-то сила снова удержала его на месте. Собрав сухие щепки, охотник сложил их в прорубленное отверстие и поджег. Щепки несколько раз падали в снег и гасли, но наконец разгорелись, и пламя весело побежало по стволу обломанного кедра. Вскоре огромный пень заполыхал. «Видать, нет медведя, чем-то не понравилась ему эта берлога, пошел искать лучшую», — подумал охотник, надевая на топор чехол и укладывая его в рюкзак. Постояв еще несколько минут у горящего пня, он зашагал к своей охотничьей избушке.

Не боялся огня и дыма Белогрудый, будучи знаком с низовыми пожарами, поэтому удушливый запах горящего дерева лишь заставил его уткнуть нос в пористые трухляшки: дышать так было легче. Но вскоре горящие снаружи стенки берлоги до того распалились, что пребывать далее в своем убежище медведь не мог. И хотя он был уверен, что снаружи его поджидает охотник, все же решил покинуть берлогу. Вылезая из дупла, он схватился было за горячий край, но, почувствовав нестерпимую боль в правой лапе, толкнул свое тело вниз и полетел на землю. Глубокий снег и мелкий густой подрост елей смягчили удар. Мигом поднявшись на лапы, Белогрудый развернулся и на широких махах понесся к ключу.

Пробежав довольно большое расстояние, он остановился и, убедившись, что за ним нет погони, заковылял на трех лапах. Кожа ступни правой передней лапы вздулась большим пузырем, нестерпимо болела. Шерсть на животе и левом боку обгорела и запеклась, но главное — он был жив!

Безбрежный, как океан, лес укрыл его от человека. Но надолго ли?