Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4

Он протянул эту записку даме, сидящей спиной к нему, тут же у двери, а она, ничуть не смутившись, ответила:

«Можно ли ждать
От этих цветов постоянства?
Но «девичья краса»
Вряд ли станет клониться
От любой капли росы».

Одного взгляда на почерк было довольно, чтобы убедиться в его благородстве. «Кто же она?» – подумал Дайсё. Похоже было, что эта дама собиралась идти к Государыне, а он помешал ей.

– Не слишком ли откровенно сказано? – заметила Бэн. – По-моему, вам не так уж и много лет…

На этом лугу
Ты ночь провести попробуй,
Тогда и увидим,
Привлечет ли «девичья краса»
Тебя нежным расцветом своим…

Да, только тогда и можно будет судить, – добавила она, а Дайсё ответил:

– Если в доме своем
Вы меня приютить хотите,
Я остаться готов,
Хотя до сих пор равнодушно
Было сердце мое к цветам.

– Для чего вы все время пытаетесь нас в чем-то уличить? – попеняла ему Бэн. – Я ведь сказала так единственно потому, что речь зашла о ночлеге в лугах.

Ничего особенного в речах Дайсё не было, но дамы готовы были слушать его до бесконечности.

– Кажется, мне пора освободить проход, – проговорил Дайсё, поднимаясь. – Наверное, у вас и в самом деле есть основания испытывать неловкость в моем присутствии.

Его слова повергли в смущение многих дам: «Неужели он думает, что все мы так же беззастенчивы, как Бэн?»

Облокотившись на перила восточной галереи, Дайсё любовался цветами, освещенными лучами вечернего солнца. Безотчетная печаль сжала его сердце, и невольно вспомнились строки: »…И все же особенно тяжко теперь, в эти осенние дни».[73]

За его спиной послышался шелест шелка. Очевидно, дама, ответившая на его песню, прошла в покои Государыни. Тут появился принц Хёбукё.

– Кто это сейчас вышел отсюда? – спросил он.

– Госпожа Тюдзё, она прислуживает Первой принцессе, – ответил кто-то из дам.

«Неужели нельзя было промолчать? – возмутился Дайсё. – Разве можно открывать имя женщины любому, кто захочет его узнать?» Ему было досадно, что в присутствии принца дамы, судя по всему, чувствовали себя вполне свободно. «Принц настойчив и дерзок, но, возможно, именно поэтому женщины и покоряются ему так легко. К сожалению, мне дружба с ним не принесла ничего, кроме горестей, – думал Дайсё. – Пожалуй, следовало бы его проучить. К примеру, я могу сговориться с какой-нибудь из здешних красавиц, к которой он неравнодушен, и заставить его испытать то, что сам испытал когда-то по его вине. Женщина разумная всегда отдаст мне предпочтение. Вот только где такую найти? Взять хотя бы госпожу из Флигеля. Нельзя сказать, чтобы она одобряла поведение принца, напротив, она очень страдает, понимая к тому же, сколь губительны похождения супруга для его доброго имени, однако не считает возможным расстаться с ним. Это трогательно и вызывает восхищение. Но есть ли среди этих дам похожие на нее? К сожалению, я никогда близко не сообщался с ними, а потому затрудняюсь ответить на этот вопрос. Впрочем, выяснить это довольно просто, я мог бы воспользоваться долгими, бессонными ночами…» Однако подобное времяпрепровождение никогда не было Дайсё по душе, и теперь – более, чем когда-либо.

Незаметно для себя самого он снова оказался у западной галереи. Первая принцесса по обыкновению своему проводила вечерние часы в покоях Государыни, и ее дамы, привольно расположившись у порога, любовались луной и тихонько беседовали. Приблизившись, Дайсё услышал нежные звуки кото «со».

– Неужели вы хотите, чтобы у меня «захватило дух»?[74] – спросил он. Испуганные его неожиданным появлением, дамы тем не менее не потрудились даже опустить занавеси.

– Но разве есть брат, с которым сходство…[75] – поднявшись, отозвалась одна из дам, и по голосу он узнал госпожу Тюдзё.

– Не знаю, как брат, а дядя есть, – подхватил Дайсё. – Ваша госпожа изволит проводить вечер в покоях Государыни? А каким занятиям предпочитает она отдавать часы досуга здесь, в родном доме?

– О, во Дворце ли, здесь ли – какие у нас могут быть занятия? – возразила одна из дам. – Что нам захочется, то и делаем.

«Прекрасно?» – подумал Дайсё и, забывшись, вздохнул. Затем, испугавшись, что у дам могут возникнуть подозрения, пододвинул к себе высовывающееся из-под занавесей японское кото и заиграл, даже не перестроив его. Кото оказалось настроенным на лад «рити», что вполне отвечало нынешнему времени года, поэтому игра Дайсё произвела на дам весьма приятное впечатление, и они были недовольны, когда, сыграв всего несколько тактов, он отложил кото. «Уж лучше бы вовсе не начинал!»