Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

– В последнее время стали сбываться мечты, которые лелеял я в те давние годы, когда, лишенный чинов и званий, прозябал в глуши. Взять хотя бы особу, живущую в Восточной усадьбе. Меня всегда мучила ее беспомощность, теперь же я за нее спокоен. Приветливый нрав помог ей не только сохранить мою привязанность, но и снискать расположение окружающих, и ничто не омрачает ныне ее существования. Нельзя сказать, чтобы меня так уж радовала возможность вернуться к столичной жизни и стать попечителем высочайшего семейства. Мне нелегко отказаться от прежних слабостей. Вы и вообразить не можете, какого самоотречения потребовало от меня решение распорядиться вашей участью именно таким образом. Я буду весьма разочарован, ежели не услышу от вас ни единого слова сочувствия.

Но нёго молчит, явно недовольная его словами.

– Что ж, остается только подосадовать… – сетует Гэндзи и переводит разговор на другое.

– О, как желал бы я прожить в покое остаток своих дней, чтобы никакие сожаления не омрачали душу, чтобы, удалившись от мирской суеты, можно было целиком посвятить себя заботам о грядущем. И все же обидно, что после меня не останется ничего, достойного воспоминаний. Есть у меня малолетняя дочь весьма незначительного происхождения, и я с нетерпением жду, пока она вырастет. Боюсь, что вы сочтете мою просьбу слишком дерзкой, но я был бы вам крайне признателен, если бы вы взяли на себя заботы о том, чтобы упрочить ее положение в будущем, открыв таким образом перед моим родом дорогу к процветанию.

В ответ нёго произносит всего несколько слов. Ее робкий, еле слышный голосок кажется Гэндзи таким трогательным, что, окончательно плененный, он остается в ее покоях до вечера.

– Разумеется, отрадно видеть свой род процветающим, но есть у меня и другое желание: я хотел бы жить, ничем не ограничивая своей свободы, созерцая, как сменяют друг друга времена года, как расцветают цветы – каждый в свой срок, как краснеют листья на деревьях, как меняется облик неба… Люди всегда спорили о том, что лучше – весенние рощи или осенние луга, но так и не удалось им прийти к единому мнению. К примеру, в Китае говорят, что нет ничего прекраснее парчи из весенних цветов. А в песнях Ямато отдается предпочтение очарованию осенней поры… (176). Любуешься одним временем года, потом другим, каждое по-своему прекрасно, и поистине трудно сказать, какие цветы прелестнее, какие птицы голосистее. Я хотел бы в своем скромном саду посадить весенние цветущие деревья и осенние травы, поселить там насекомых, впустую звенящих в пустынных лугах, чтобы всякий мог в полной мере насладиться очарованием, присущим тому или иному времени года. Но я еще не знаю, какому из них отдаете предпочтение вы? – спрашивает Гэндзи, и хотя ответить на такой вопрос нелегко, оставлять его без ответа тем более недопустимо, и нёго отвечает:

– Если даже вам трудно сделать выбор… Да и в самом деле невозможно сказать, что лучше… И все же «ничто не волнует меня так, как эти осенние ночи» (177). Быть может, потому, что сверкающая в саду роса напоминает о безвременно ушедшей…

Нарочитая неясность и незаконченность ее ответа приводят Гэндзи в восхищение, и, не сумев превозмочь сердечного волнения, он произносит:

– Можешь ли ты
На мои откликнуться чувства?
Пусть не знает никто,
Но этот осенний ветер
И я мое сердце проник.

Увы, порой я просто не в силах сдерживаться…

Что тут ответишь? Него предпочитает сделать вид, будто ни о чем не догадывается.

Можно предположить, что на этот раз Гэндзи не удалось сохранить обычной невозмутимости и нёго услыхала от него немало упреков. Судя по всему, он готов был пойти и дальше по этому опасному пути, но довольно быстро опомнился, уразумев, в какое затруднительное положение ставит женщину. Да и позволительно ли в его возрасте вести себя столь безрассудно? Гэндзи сидел, вздыхая, но, как ни трогателен он был в своей печали, ему так и не удалось смягчить сердце нёго.

Заметив, что она собирается потихоньку удалиться во внутренние покои, Гэндзи говорит:

– Боюсь, что невольно обидел вас… Но, право, когда б вы обладали истинно чувствительным сердцем… Надеюсь, что вы не лишите меня своей приязни, это было бы слишком жестоко. – С этими словами он выходит.

Женщине был неприятен даже аромат его платья, до сих пор витавший в покоях. Опустив решетку, дамы зашептались:

– Ах, как благоухает сиденье! Воистину, неизъяснимый аромат!

– О да, господин министр – само совершенство. Вот уж действительно заставили цветы вишни распуститься на ветках ивы (178).

– Так, и все же не к добру…

Гэндзи перешел в Западный флигель, но, прежде чем войти в покои, долго лежал на галерее, погруженный в глубокую задумчивость. Приказав повесить светильник подальше, он призвал к себе дам, чтобы развлекали его, рассказывая разные истории.