Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

Настала Вторая луна. Великий министр с тоской вспоминал Найси-но ками и не скрывал своего беспокойства, забывая о том, что столь явное участие во всем, что ее касается, может повредить ему во мнении света. «Какая нечуткость! – возмущался он. – Разумеется, я проявил недопустимую неосмотрительность, но ведь я не предполагал, что Удайсё способен на столь решительные действия. Нельзя отрицать значение предопределения, но будь я бдительнее… Так или иначе, трудно кого-то винить в случившемся…»

Образ юной госпожи из Западного флигеля преследовал его во сне и наяву. Теперь, когда она жила в доме Удайсё, человека грубого, нелюдимого, он не решался обмениваться с ней даже самыми незначительными шутливыми посланиями и немало страдал из-за этого, хотя и старался ничем не выдавать своего неудовольствия.

Но вот как-то раз, когда лил дождь и в доме было тихо и пустынно, Гэндзи, с тоской вспомнив о том, как прежде в такие часы искал прибежища от скуки в Западном флигеле, написал к Найси-но ками письмо. Его должны были тайно вручить госпоже Укон, и из боязни навлечь на себя подозрения этой особы Великий министр не стал открыто писать о своих чувствах, понадеявшись на догадливость Найси-но ками…

«В эти тихие дни,
Когда льет и льет бесконечный
Весенний дождь,
Вспоминаешь ли ты о тех,
Кто в доме родном остался?

Я изнываю от скуки, и мысли мои то и дело с тоской обращаются к прошлому. Но смею ли я искать у Вас сочувствия?» – вот что он написал.

Улучив миг, когда рядом никого не было, Укон украдкой показала госпоже это письмо, и та заплакала.

С каждым днем она все чаще вспоминала Великого министра, но, поскольку он не был ее родным отцом, могла ли она прямо сказать, что стосковалась в разлуке с ним и хочет его видеть?

Целыми днями она печалилась, размышляя о том, удастся ли ей отыскать средство встретиться с Великим министром. О его домогательствах, столь огорчавших ее в былые дни, она не рассказывала даже Укон, поэтому теперь томилась тайно, не решаясь никому открыться. Впрочем, Укон кое о чем догадывалась, хотя и не могла знать точно, что меж ними произошло.

Вот что ответила госпожа Найси-но ками:

«Я не посмела бы даже написать к Вам, но, не желая тревожить Вас своим молчанием…

Как тосклив этот дождь!
Со стрехи падают капли
На мои рукава…
Пузыри на воде… И на миг
Я не в силах забыть о тебе (217)

О да, с каждым днем все сильнее тоска…»

Письмо заканчивалось обычными изъявлениями дочерней почтительности.

Развернув его, Великий министр почувствовал, что капли дождя стекают и по его щекам. Страшась людского суда, он постарался ничем не обнаружить своего волнения, но как мучительно сжалось его сердце!

Невольно вспомнились ему те давние дни, когда Государыня-мать из дворца Красной птицы препятствовала их встречам с другой Найси-но ками… Но разве так он тогда страдал? Увы, настоящее чувство почти всегда представляется нам более значительным, чем прошлое.

«Люди, неумеренные в страстях, осуждают себя на вечные муки. Стоит ли предаваться отчаянию? Это не более чем мимолетное увлечение, к тому же в моем положении…» – уговаривал себя Гэндзи, безуспешно пытаясь вернуть утраченное душевное равновесие.

Он достал из шкафчика восточное кото, и сразу же вспомнилось ему, как мило играла на нем госпожа Найси-но ками. Тихонько перебирая струны, он запел:

– У жемчужных водорослей
Не срезай корней…[3]

Не думаю, чтобы та, к кому стремились его думы, осталась равнодушной, увидев его в тот миг.

Государь тоже не мог забыть Найси-но ками, как ни мимолетна была их встреча, и, хотя старая песня: «Волоча одежды красной цвета алого подол» (256) – не так уж и изысканна, он беспрестанно повторял ее и печалился. Иногда он тайком писал к ней. Однако даже его послания не могли развеселить супругу Удайсё, постоянно сетовавшую на злосчастную судьбу, и если она отвечала, то лишь отдавая дань приличиям. Думы же ее то и дело устремлялись к Великому министру, и она с умилением и благодарностью вспоминала его доброту.

Настала Третья луна.

Глядя на глицинии и керрии, особенно прекрасные в лучах заходящего солнца, Великий министр невольно представлял себе изящную фигурку Найси-но ками. В конце концов, забросив Весенние покои, он перебрался в Западный флигель и коротал там дни, любуясь цветами.

Пышные керрии привольно цвели у низкой ограды из темного бамбука…

– «Лепестками выкрашу платье» (257), – произнес однажды Гэндзи.

– Не дойдя до Идэ,
Нам пришлось расстаться нежданно,
Я молчанье храню,
Но к далеким керриям сердце
Все так же стремится… (258)

«Вдруг о тебе напомнят…» (259) – добавил он, но, увы, рядом не было никого, кто мог бы его услышать. Он словно впервые понял, что потерял ее. Странно, не правда ли?