Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 1

- Пусть много веков
Суждено мне прожить под бременем
Твоих упреков,
Буду знать, что этим обязана
Безрассудству желаний твоих.

Пожалуй, никогда еще Государыня не казалась ему столь пленительной, но, не желая больше мучить ни ее, ни себя, Гэндзи поспешил уйти. Нетрудно представить себе, в каком смятении были его чувства.

«Что, кроме нового унижения, принесет мне новая встреча? Так пусть хотя бы пожалеет о том, что обошлась со мной столь сурово», - подумал он и решил не писать Государыне положенного письма.

Затворившись в доме на Второй линии, Гэндзи не бывал ни во Дворце, ни в Весенних покоях. Не заботясь о том, что подает таким образом повод к молве, он денно и нощно вздыхал и печалился, пеняя на непреклонность Государыни, и в конце концов даже занемог от тоски: казалось, рассудок его вот-вот помрачится. «Для чего? «Годы текут, и лишь умножаются горести…» (93) - в отчаянии думал он и готов был удовлетворить наконец свое давнишнее желание, но юная госпожа была так мила и так трогательно нуждалась в нем, что оставить ее не представлялось возможным.

Государыня долго не могла прийти в себя после той встречи, Омёбу же и другие испытывали некоторое разочарование, видя, что Гэндзи, упорствуя в своем уединении, даже не пытается снестись с ними. Государыню больше всего беспокоила судьба принца Весенних покоев. «Досадно, если господин Дайсё затаил на меня обиду. Что, если, совершенно упав духом, решится он на последний шаг? - думала она. - Но уступи я ему, мне уже не спасти своего доброго имени. А мир и без того так враждебен». Она готова была отказаться от своего ранга, лишь бы не навлекать на себя гнева Государыни-матери.

Вспоминая о ласковых словах, сказанных ей на прощание ушедшим Государем, Государыня с горечью думала: «Как многое переменилось с тех пор! Увы, в мире нет ничего постоянного. Хоть и не грозит мне участь супруги Ци[14], вряд ли удастся предотвратить толки». Тягостным бременем сделалась для нее жизнь, и решилась она отречься от мирской суеты, но могла ли изменить свой облик, не повидавшись с сыном? Тайком отправилась она во Дворец. Господин Дайсё, ранее не упускавший даже куда менее значительной возможности услужить Государыне, на этот раз под предлогом нездоровья отказался от чести сопровождать ее. В остальном же он продолжал оказывать ей положенные почести, и дамы, прослышавшие о том, что Гэндзи целыми днями грустит, искренне сочувствовали ему.

Принц похорошел и очень вырос. В последнее время он почти не виделся с матерью, и теперь так и льнул к ней, простодушно радуясь встрече, а она растроганно глядела на него, чувствуя, как слабеет ее решимость. Но то, что увидала она во Дворце, укрепило ее в мысли о ненадежности этого печального, подверженного постоянным переменам мира. Она боялась навлечь на себя недовольство Государыни-матери, и даже выезды во Дворец, сопряженные теперь с целым рядом обстоятельств, унижающих ее достоинство, не приносили ей ничего, кроме мучений. Тревожась за будущее принца Весенних покоев, терзаемая самыми мрачными предчувствиями, Государыня пребывала в постоянном смятении.

- Что скажешь ты, если мы с тобой теперь долго не увидимся, если лицо мое изменится, станет безобразным? - спрашивает она сына, а он, глядя на нее, смеется:

- Как у Сикибу, да? Но разве такое возможно?

Право, что толку говорить с ним об этом? И, растроганная до слез, она лишь молвит:

- Сикибу уродлива от старости, я не о том говорю. А вот что ты скажешь, если мои волосы станут еще короче, чем у нее, если я надену черное платье и сделаюсь похожей на ночного монаха[15], а видеться с тобой мы будем совсем редко?

Тут она начинает плакать, а он, сразу помрачнев, отвечает:

- Но ведь я так скучаю, когда вы долго не приходите!

Слезы текут по его щекам; стыдясь их, он отворачивается, и чудной красоты волосы глянцевитыми прядями рассыпаются по плечам. Нежные, блестящие глаза мальчика с каждым годом все больше напоминают Государыне Гэндзи. Зубы у него немного попорчены и, когда он улыбается, кажутся почерненными. Словом, принц необыкновенно хорош собой, и, на него глядя, всякий подосадовал бы, что он не родился женщиной.

Ах, когда б не это сходство! Оно было словно изъян в жемчужине, и Государыня замирала от страха, думая о том, какими бедами грозит ее сыну будущее.