Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

— Я вам очень благодарен. Дочь моя ещё молода, но когда она немного подрастёт, я преподнесу её вам, — пообещал генерал.

— Как вы меня обрадовали! — воскликнул наследник. — Я горю желанием посылать и посылать вашей дочери письма, но боюсь, не раздражают ли они её? Может быть, она находит их пошлыми и смехотворными? Иногда я посылаю ей письма… Не имеет ли её матушка что-то против меня?

Генерал был очень смущён.

— Я во всём буду следовать вашей воле. — С этими словами он удалился.

Придворные, присутствовавшие при этом разговоре, чувствовали себя так, будто сердце их разрывается. Санэтада становился то мертвенно бледным, то красным. Казалось, что душа покинула его, и левый министр смотрел на сына с жалостью.

* * *

Прошло некоторое время. С Атэмия всё ещё не было ничего решено. Наследник престола мучился: как же дело ускорить? — и снова и снова настойчиво заговаривал о въезде красавицы во дворец.

Однажды Масаёри сказал своей второй жене:

— Я всё думаю, как нам поступить с Атэмия. Наследник престола сказал, чтобы я, подыскивая женихов для наших дочерей, не забывал о нём. Что же делать? Пишет ли он всё ещё ей письма?

— Пишет, — ответила госпожа.

— И говорит о своём желании взять её в жёны? Я сколько Мог уклонялся от ответа, но он стал очень настойчив, а я отказать ему не могу. Принц Хёбукё и советник Масаакира совершенно опечалены. Больше всех в неё влюблён Санэтада. Я иногда встречаюсь с его отцом, левым министром, так у него каждый раз слёзы навёртываются на глаза. Больно это видеть!

— Как странно, — вздохнула госпожа, став очень грустной. — Наша дочь доставляет нам много радости, но очень много и печали. Когда около принца собираются придворные, они, по-видимому, только и говорят что об Атэмия.

— Наследник, вероятно, догадывается, что многие посылают ей письма, но забыть её не может и поэтому заговорил о ней со мной.

— Санэтада не таков. Он стремится не показывать, как он страдает.

— Он полностью охвачен своей любовью, а это всегда заметно постороннему глазу. Мужчины, если их постигает такая страсть, очень долго не могут разлюбить. В то время, когда я влюбился в тебя, какие только мысли не приходили мне в голову! Санэтада — выдающийся человек в науках и искусствах, но в любовной страсти он совершенно не отличается от других. Скрыть свою любовь невозможно. Как подумаешь об этом, испытываешь жалость к тем, кто охвачен любовью.

— Я была бы согласна отдать её в жёны любому из них, но если наследник престола, которому все они служат… Как же быть? По правде сказать, она сейчас в самом лучшем для замужества возрасте, — сказала госпожа.

— Обо всём этом я и размышляю. Среди обычных людей и принц Хёбукё, и генерал Канэмаса — люди без единого недостатка. И чувства их к нашей дочери очень серьёзны ‹…›.

— Когда я начинаю рисовать себе её судьбу, то вот о чём думаю. С одной стороны, в императорском дворце служит Дзидзюдэн, а с другой, если ты решишь отдать её принцу, — у него так много наложниц! Мне от таких мыслей становится тревожно. Не лучше ли почтительно отказать наследнику? — предложила госпожа.

— В этом ты права, — согласился Масаёри. — Тем не менее беспокоиться не надо. Во дворце служит тысяча женщин, но судьба у всех предопределена. Только одна из многих станет матерью будущего императора. Принц неоднократно изъявлял своё желание жениться на Атэмия. Он сын нашего государя, и сам скоро станет императором. Очень жаль, если мы упустим то, что само идёт в руки. Надо ещё поразмыслить, но думаю, что я всё-таки соглашусь отдать Атэмия в жёны наследнику.

— Кто может знать своё будущее? — вздохнула госпожа. — Но вряд ли, въехав во дворец, Атэмия в чём-то уступит другим дамам.

* * *

Высочайшая наложница Дзидзюдэн собиралась посетить родительский дом. Узнав об этом, Масаёри приказал посла ей навстречу двадцать экипажей, множество служащих у него чиновников четвёртого, пятого и шестого рангов. Она должна была прибыть со своими детьми. Было поздно, когда император отдал приказ приготовить ручную коляску, и госпожа Дзидзюдэн выехала уже ночью. В усадьбу Масаёри поезд прибыл перед рассветом. Дзидзюдэн, не став ни с кем встречаться, сразу расположилась отдохнуть.

Рано утром её мать пришла в срединный дом и, сказав, что она должна будет навестить дочь, приказала подать парадную одежду. Все господа надели парадное платье. Мать послала Кёэ в западные покои, велев узнать, должна ли она сама идти худа или ожидать дочь здесь.

— Сейчас я чувствую себя плохо и хотела немного отдохнуть… Но я немедленно пойду к ней, — ответила Дзидзюдэн и сразу же отправилась к матери.

— Я сама хотела прийти к тебе, — встретила её мать. — Почему ты так долго не приезжала к нам? Я очень беспокоюсь о тебе.

— Я давно просила разрешение отлучиться из дворца, но быстро его не получить, потому я и не могла навестить вас. И сейчас мне никак не давали разрешения, но я заболела и мучилась, и только поэтому в конце концов смогла отлучиться из дворца.

— Твоя болезнь — то, что бывает обычно?[577] — спросила мать.

— То самое. Мне так стыдно!