Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

— Ни души. Можно подумать, что все выпили и легли проспаться.

— Хороший смех! — опять вздохнула бабушка. — Садитесь, я вас покормлю.

Бабушка прошла на кухню, и Шера вышла следом за ней. Сема остался с Долей.

— Синежупанник идет, — сказал Доля тихо. — Хороший кусок бандита! У вас топор есть?

— Есть! — обрадованно воскликнул Сема.

— Принеси и положи под кровать. Только не делай шума! Понял?

— Понял, — кивнул головой Сема. — Им разве много нужно, этим женщинам? Чуть что — уже слезы!..

— Хорошо, хорошо, — оборвал его Доля. — Ты топор сумеешь поднять?

— Что вы говорите! — возмутился Сема.

— Ничего! А то еще нечаянно отрубишь себе палец. Хороший я тогда буду иметь вид перед бабушкой.

Сема обиженно пожал плечами.

Бабушка вернулась из кухни и, поставив кастрюлю, принялась разливать суп. Шера молча перетирала тарелки.

— Ну и дочка у вас, — сказала бабушка, обращаясь к Доле, — золотые руки! К чему ни прикоснется — сразу делается. Вот если б я имела не внука, а внучку, я б от нее уже видела помощь. И печку растопить, и картошку почистить, и мясо помолоть. Девочка — это таки не мальчик! Мальчик тут набросает, тут накидает — ходи за ним…

— Зато есть мужчина в доме! — важно сказал Сема.

Но в это время послышался стук копыт по деревянному мосту, и все замолчали.

— Едут! — прошептала бабушка. — Сохрани бог!

Гул приближался и нарастал. Раздались выстрелы, послышался чей-то крик — сначала вдали, потом близко, почти рядом.

— Идите на кухню, — сказал Доля, вставая из-за стола. — Шера, возьми бабушку, поднимите старика и — на кухню. Ну, поворачивайся уже!

Бабушка подошла к деду и, осторожно обняв его за плечи, приподняла с постели. Дедушка равнодушно посмотрел на нее и встал. Шера взяла его под руку, и они вышли из комнаты.

— Сема, — приказал Доля, — быстренько открывай окно! Ну!

Сема покорно выполнил приказание. В распахнутое окно ворвался людской крик, плач, конское ржанье. Пахло порохом и еще чем-то горелым, как будто на улице смолили птицу. Ехали на конях, в тачанках, бежали и шли люди в синих бекешах, в потертых шинелях, обвешанные гранатами и оружием. Сема уже ничего не соображал. Страха не было, какое-то странное чувство тупого безразличия охватило его. Гайдамак с очень веселым, смеющимся лицом волочил за собой на мостовую седого еврея в длиннополом вылинявшем сюртуке.

— А ну-ка, батько, ударим раз! — кричал парень, приподняв старика над собой и опуская его с силой на мостовую, — А ну, ударим еще раз!

Сема провел горячей ладонью по глазам, не понимая, что происходит.

— Отойди от окна! — прикрикнул Доля. — Стань к стене! Дай подушку!

Сема бросил подушку и прижался к стене. Он хотел бы войти в нее, как гвоздь до шляпки, и ничего не слышать, не видеть и не чувствовать. Но глаза смотрели и видели. Доля склонился у подоконника и с силой рванул наволочку. Раздался треск. Схватив табурет, Доля швырнул его на улицу. Зачем делал он это? Сема стоял у стены, боясь сойти с места. Доля взял со стола нож и ударил им по подушке. На улице кто то крикнул: «Так их!» Но Сема не понял, к кому относилось это восклицание. Перья вырвались из вспоротой подушки. Стоя на корточках, Доля протянул руку и, схватив с постели маленькую перинку, ударил по ней ножом. Перья вылетали и уносились ветром. Их было много, и казалось, что из окна падает крупный снег.

Молодой гайдамак, отбросив в сторону старика, который только что кусал его руки, со злобой плюнул и выругался. Взгляд его упал на открытое окно. Он довольно улыбнулся, вновь поднял старика на плечи и, подойдя к окну, свалил его в комнату.

— Может, вам мало? — крикнул он. — Добавляю! — и, свистнув плетью, вскочил на коня.

— Кричи! — прошептал Семе Доля, приподнимая, тело старика. — Ну, кричи же!

Но Сема молчал; он смотрел на эти сумасшедшие перья, на старика с красными, выкатившимися глазами, хотел кричать, но голоса не было. Доля схватил его за плечо и больно сжал свободной рукой. Сема закричал пронзительным, тоненьким голоском: «Убивают!» — и почувствовал, что пол уходит из-под ног, тело медленно сползает по стене куда-то вниз, вниз…

Когда Сема открыл глаза, он увидел Шеру, склонившуюся над чашкой с водой. Мокрое полотенце дрожало в ее руках.

— Шера! — сказал Сема тихо, но она не слышала его. — Шера! — повторил он опять одними губами, испытывая горечь и сухость во рту.

Она услышала или угадала, что Сема говорит что-то, и повернулась к нему.

— Это ты? — сказала Шера, удивленно смеясь и плача и вытирая слезы мокрым полотенцем.

— Это я, — ответил он тихо и улыбнулся. — Что ты делаешь?.. Полотенце ведь мокрое!..

— Ничего, — успокоенно прошептала Шера, смущаясь своих слез и неизвестно для чего пряча полотенце за спину, — все хорошо!.. Вот идет бабушка… Скажи ей что-нибудь, Сема…

НОЧНАЯ ВСТРЕЧА