Но Сёма не видал в этих шутках ничего хорошего. В бессильной злобе сжимал он кулаки, не зная, кому пожаловаться. Однажды, осмелившись, Сёма рассказал обо всём старшему приказчику Магазаника, Майору,— человеку с рассечённой губой и ленивыми, как у кошки, глазами.
— Ты жалуешься! — Он укоризненно покачал головой.—Тебя пустили в дом как своего, а ты жалуешься. Ты же знаешь, что здесь нет ни одного чужого. Так скажи спасибо за это!
И больше Сёма никому не жаловался.
Домой он приходил ночевать, усталый и сердитый. Но, видя бабушку, склонившуюся над постелью деда, старался быть весёлым и придумывал даже г.сякло небылицы о том, как хвалил его хозяин и чем кормили сегодня в обед. Он перечислял вкусные, недоступные ему блюда, рассказывал, какой жирный, жёлтый бульон с клёцками подавали к столу, и бабушка верила и улыбалась.
С каждым днём служба становилась труднее; он хотел узнать, что такое сарпинка, нансук, мадаполам, чесуча — эти слова повторялись часто в лавке,— но его гнали во двор, в кухню или на базар.
Каждый в этом большом сумасшедшем доме мог на него прикрикнуть. И Сёма стонал от злобы.
Важный и молчаливый хозяин, которому все говорили почтительно «вы», редко показывался в лавке. У него были большие дела в других местах: он диктовал письма в Лодзь, в Варшаву,— оттуда к ярмарке присылали партии знаменитого сукна. Он советовался, запершись в комнате, куда лучше поместить деньги. Иногда оп играл в шахматы, но все боялись у него выигрывать. Изредка к Магазанику приходили бедняки за помощью на лекарство. Он состоял членом благотворительного общества и однажды даже был шафером на свадьбе одной бедной девицы, дочери заготовщика.
Магазаника Сёма видел лишь во время обеда. В доме был заведён порядок — все обедали вместе. Это была дань родству, дань крови. В пятом часу в большую светлую столовую собирались люди Магазаника. Они садились за длинный стол и ждали. Каждый знал своё место. Половина стола была покрыта белой тяжёлой.скатертью, половина — жёлтой клеёнкой. За второй половиной сидел Сёма вместе со всеми родственниками. За первой — господин Магазаник, его слепая мать, жена, две дочери и сын Нюня, гимназист лет четырнадцати, который говорил только по-русски и поэтому открыто презирал всех окружающих.
Обед не начинали, пока пустовало кресло в центре стола. «Сам» выходил роипо в пять, и псе облегчённо вздыхали, увидев его: ожидание кончалось — наступал обед. Магазаник ел медленно, тщательно разжёвывая, причмокивая и кряхтя. Он любил поесть и ел молча. Так же, как в первый вечер, его желания и приказы выражались отрывистым «цы!». Никто не смеялся — видимо, успели привыкнуть к странностям хозяина и даже, подобно Фрайману, старались подражать ему.
Выйдя к столу, Сёма с удивлением заметил, что на первую половппу подавалось одно, а на вторую — другое. На белой скатерти стояла чашка с жирным, пахучим бульоном, на клеёнке — большая кастрюля с борщом из старой капусты. Все ели усердно, тарелки вытирались комочком хлеба — до блеска. Лица были угрюмые и сосредоточенные.
На другой, па третий день повторялось то же самое. «Там» ели жаркое с чесноком, с жирными кусками мяса; «тут» — жареный картофель и студень, липкий и серый. Сёма отважился и шёпотом спросил у Нахмана:
— Что это такое?
Нахман ответил ему:
— Ты думаешь, я всё время буду здесь сидеть? Я ещё там тоже посижу!
По ответ этот ничего не объяснил Сёме, и после обеда, когда все торопливо выходили из комнаты, он подошёл к хозяину и повторил свой вопрос. Магазаник насмешливо взглянул на пего и, вытащив из жилета зубочистку, ответил:
— Ты ещё мал, чтобы понять. Во всём мире есть две стороны стола. Одни сидят там,— он показал пальцем па клеёнку,— другие — тут Нужно стараться перейти с той стороны, но это не так летт;о. Многие считали бы за счастье попасть хоть туда.—· И он опять показал на клеёнку.
Сёма ушёл на кухню и, помогая кухарке вытирать тарелки, недоуменно твердил про себя: «Две стороны стола! Две стороны стола!..» Было тягостно и тоскливо. Хотелось поскорее уйти из этого дома с его путаницей и загадками. Неожиданно Фрайман пришёл Сёме на помощь. Оп предложил мальчику попытать счастья в другом месте: это входило в планы предприимчивого маклера.
СЕМА УДИВЛЯЕТ ПРИКАЗЧИКОВ
Фраймап ходит по комнате и что-то оживлённо доказывает бабушке.
— Вы же понимаете,— говорит он,— я вам гге враг, пусть бог накажет моих детей, если я вам желаю что-нибудь плохое. Но, когда сажаешь цветок, хочешь, чтоб он расцвёл лучше. Сёма уже понюхал кусочек мануфактуры — хорошо! Но я иду и думаю: «А что, если ему пойти — как раз наоборот — по обувному делу?» Это же будущее! — И он гордо взмахнул рукой.— Будущее!
— Ой, господин Фрайман, если бы вы знали, как я вам благодарна! Я даже не знаю, что бы мы делали без вас!—взволнованно говорит бабушка.
Но Фрайман не унимается: