Повесть о детстве

Хозяин Сёмы был человек со странностями. К сорока годам он имел уже хорошее состояние, вложенное в дела верные и приносящие солидный доход. Лучшие дома в местечке принадлежали ему. В двух банках Киева — Азовско-Донском и Торго-во-Промыгаленном — Магазаник имел кредит. Он был обладателем ценных бумаг и умел ими пользоваться. Но за всё время он почти не выезжал из местечка. Как купец второй гильдии, он имел даже право побывать в Петербурге, но его не тянуло в столицу. «Что я там не видел? — спрашивал он.— Мне и здесь хорошо».

Его дела требовали людей. Ему нужны были помощники дешёвые и выносливые. Но Магазаник никому не говорил об этом. Он был девятым сыном заурядного меламедаи самым удачливым. Он нажил состояние, его братья нажили горб. Так почему не помочь им, их детям, их дальним и близким родичам?

К Магазанику приходили племянники и племянницы. Они говорили то, о чём думали их матери и отцы. Они просили денег. Магазаник отвечал им: «Денег я вам дать не могу, но сердце — не камень. Я вам помогу заработать деньги!»

В заброшенных местечках, в окрестных деревушках, на базаре и на бирже он разыскивал родственников. Все с удивлением следили за молодым купцом: добрая душа, дай бог ему здоровья! И он находил двоюродных братьев своей матери, троюродных племянников своего отца, находил и давал им кусок хлеба. В лавках Магазаника не было ни одного чужого человека — от мальчика до приказчика все были связаны с ним родством, хотя бы самым отдалённым, и все чувствовали себя обязанными ему.

1 Меламед — учитель еврейской религиозной школы.

Разве не протянул он им руку в трудную минуту? Да, протянул. Разве не кормит он йх сейчас? Да, кормит. И разве это не божеское дело?

Магазапик был верный слуга богу, но больше всего он думал о себе. Чужие руки в деле — опасные руки, и ои с удовольствием посматривал на своих служащих: это сын покойной тёти Ривы, это сын дяди Шлемы, а это муж дочери дяди Шлемы. Все свои, все родные, все желают ему добра.

Однажды к Магазанику пришёл его брат Нахман, чахлый человек с впалой грудыо. Он дышал со свистом, и руки его дрожали.

— Соломон,— сказал он Магазанику,— вы (все братья говорили ему «вы») мне всё-таки мало платите.

Магазаник улыбнулся и ласково взглянул на брата:

— Ну какие могут быть счёты между родными! А? Сам подумай: я тебе чужой или ты мне — человек с улицы? Разве не одна мать несла нас под сердцем?

— Но вы мне всё-таки мало платите,— упорствовал Нахман.

— Ой, ты не понимаешь меня! Неужели ты думаешь, я забуду кого-нибудь из вас? В моём завещании тебе будет отрезан хороший кусочек!

Этим кончался разговор. Магазаник, статный, плечистый человек с красным затылком и большими крепкими челюстями, не собирался умирать. О завещапии он говорил часто так просто, для утешения родин. Он нередко притворялся больным, ставил себе примочки, глотал пилюли. Магазаник притворялся, «чтоб не сглазили». В действительности он за всю свою жизнь болел лишь один раз — корыо... В общине не знали его отношений со служащими-родственниками, не знали, сколько и кому ои платит. Знали лишь то, что сам Магазаник позволял знать.

В эту «семью» попал Сёма мальчиком. Ничего подобного ему не приходилось видеть раньше. Ои с любопытством следил за сложными ходами хозяина, но понять их было ему не под силу. Родственники, бывшие на таких же птичьих правах, что и Сёма, встретили его злобно: во-первых, они родственники,— стало быть, ближе, чем он, к хозяину; во-вторых, прибавился ещё один рот.

Мальчика шпыняли, кормили пинками и щелчками при всяком удобном случае. Его наняли в лавку, но в лавке почти не держали. Сёму посылали с кухаркой на базар, ои выносил из кухни мусор, выливал помои, помогал чистить картофель, вытирал носы у чьих-то сопливых детей и бегал за водкой конторщику. Рубашка на нём была всегда мокрой; узенькие ладони его покраснели и покрылись водянками.

Нахман — чахлый брат хозяина, злой на всех и видевший во всём подвохи против себя,— невзлюбил его с первого раза.

— Что ты расселся, как барон? — визжал он, когда Сёма, уставший от пинков, опускался на табурет.— Ты думаешь, мы тебя будем даром кормить? У тебя руки отсохли? — И, подняв с пола картофельную шелуху, он совал её Сёме в лицо: — Ты не можешь убрать это, мальчишка!

Сёма покврно выполнял приказание.

В кухню забегал племянник хозяина Мордх. Раздувая ноздри, он говорил:

— Хорошо пахнет. Кажется, сегодня борщ?.. А что ты делаешь, Сёмка? Ты хочешь заработать гривенник?

— Хочу,— недоуменно отвечал Сёма.

— Хочешь? — повторял Мордх,— Очень хорошо! — И, повертев перед Сёминым носом монеткой, швырял её на пол.

Сёма оглядывался по сторонам и лез иа четвереньках доставать монетку. Запылённый, измазанный сажей, усталый, он поднимался с монеткой в руках.

— Нашёл-таки! Молодец! — кричал Мордх.— Теперь дай монетку сюда... Так. Теперь повернись... Так. Теперь гуляй! — И, ударив Сёму коленом в зад, оп весело смеялся: — Потеха с этими детьми! Ой, одна потеха!