Повесть о чучеле, Тигровой Шапке и Малом Париже

«Цейлон. Ночью – Черная. говорит: доверься собаке»

(страницы 25–32 отсутствуют)

«Манила (две строчки неразборчиво) Ван Нольтен. лаяла. опять Черная. Вечером следующего – ВН – на берегу зарезали малайцы»

«Шанхай. Черная указала на N.»

«На Формозу. Невозможность деления на 0 – познание сущего. Х/0 стремится в бесконечность, т. е. вселенная. Но Х/Х=1 след-но, 0/0=1=вселенная. Т. е. 1=всему. Ничто, деленное на ничто, – результирующая ЕДИНСТВЕННАЯ ВСЕЛЕННАЯ. Т. е. 0/0, суть Божественное творение (Кн. Бытия. 1) посему – деление на 0 есть протест равенством против Б-га. Собака выросла»

«Владивосток. Сошел на берег. Получил предложение на Амур. Хабаровск – Благовещенск»

Это то, что я смог разобрать. Кроме них были еще многочисленные значки – то ли шифр, то ли иероглифы.

Дракон за перекатом

Лун, дракон, что жил в заводи за перекатом, никогда не задумывался над тем, насколько он стар. Драконы вообще не задумываются. Концепция возраста, времени как количества чего-то прошедшего и того, что еще предстоит, драконам, существующим всегда и везде, неизвестна. Впрочем, иные концепции драконам тоже неизвестны. С точки зрения большинства философов драконы ведут бессмысленное существование, но поскольку концепция смысла Луну была неизвестна, то он жил себе и жил в заводи за перекатом. В тот год, когда по приказу одного военачальника тысячи весел вспенили воду, где Лун был черепахой, он отправился в плавание, которое не было ни коротким, ни долгим, потому что… Смотри выше: драконы, даже когда они еще черепахи, о времени не знают и вполне без него обходятся. Тела в меховых халатах с нашитыми на них железными пластинами опускались на дно. Волны и течение гнали осколки разбитых спасительным «божественным ветром» кораблей. Лун, тогда черепаха, смотрел на одно тело до тех пор, пока оно совсем не растворилось в холодной тьме. После этого Лун поплыл дальше. Потом вода стала пресной, и Лун встретил другого, черного, дракона, который в этом потоке был Калугой. Сколько понадобилось Луну, чтобы стать тем, кем он был сейчас и облюбовать себе заводь, которая ничем не отличалась от тысяч других заводей? Да нисколько, потому что времени для драконов нет. А заводи… Эта, другая, третья – разницы между ними, как между облаками, что отражаются в воде океана, моря, реки ли… Разница между ними в том, что вот сейчас Лун здесь, а вон в тех Лун не сейчас.

Спину Луна видели якутские казаки. Обмороженные, обветренные, заросшие усами, бородой, бровями так, что виден был только голодный блеск глубоко запрятанных глаз, казаки бросали жребий, кого они съедят. Жребий выпал на Юрку Федотова, и тот уже прощался с товарищами, не задавая лишних вопросов, будут его варить, печь или жарить – не до разносолов. И съели бы. Да тут на счастье ли, Богородица ли сжалилась, или Никола Угодник что Господу шепнул, только вышел на ватагу сохатый. И пищаль была заряжена, и стрелок, Мишка Кривонос, маху не дал – повалил лося. Так вот спасся Юрка Федотов, потом дауры его уже на Амуре убили, но то доля казацкая, нет греха в ней, не то что людоедство. За подарок этот, за сохатого, за то, что Господь уберег, казачки на том месте камни насыпали и крест поставили. Вот как раз когда поднимали крест, Филипп Отпущенный увидел с берега мелькнувшую в полынье-промоине спину Луна.

– Глянь-ка, чисто серебро черненое! Эко диво-то!

А Лун развернулся и ушел по реке.

Потом тишина, тишина, тишина, сны и река течет-течет-течет. Приходит по своим тропам Уруй, которому тоже до времени нет дела, посидит-посидит на берегу, пошуршит в свой бубен, дернет пару раз пластинку на хамусе, поднимется, закинет понягу за плечи и уйдет по своей реке, которая, как любой из драконов, всегда и везде, иногда только не здесь. И опять сны, тишина, тишина, тишина.