— Так что же выходит?.. Все это время ты... — У старика перехватило дыхание, он судорожно втянул в себя воздух, вынул платок и вытер слезу.
— Все это время... — согласился Николай.
— Но почему же?.. Почему ты это скрыл от меня, от отца? Ведь с той поры, как ты вернулся в Одессу, я стыдился моих старых друзей... Я не мог им честно смотреть в глаза!..
— Я опасался, отец, что ради права открыто смотреть в глаза ты все расскажешь своим друзьям... Я видел, что ты болезненно переживаешь мою работу на гитлеровцев, но ничего не мог поделать. Ты человек эмоциональный, работа в театре наложила на тебя свой отпечаток...
— Почему же ты решил сказать об этом теперь?
— После моего вызова в гестапо ты стал догадываться сам, да и кроме того... Ты только не волнуйся, отец, но... Если в «Зеетранспортштелле» будут настаивать на твоей эвакуации в Германию, ты должен согласиться. Иначе ты провалишь меня...
— Что ты говоришь, Коля! — Старик схватился за голову.
— Это неизбежно. Когда все кончится, вы вернетесь...
— Страшно. Мать себя плохо чувствует. Не по силам нам такой переезд. Не те годы...
— Я не вижу другого выхода...
В дверь постучали: это вернулась домой мать. Только взглянув на них, Вера Иосифовна поняла, что был крупный разговор.
— Что вы опять не поделили? — спросила она.
— Вот, Вера, наш сын... Коля настаивает на эвакуации...
— Куда?
— В Германию...
Наступила пауза. Вера Иосифовна начала собирать ужин. Она разожгла примус, поставила кофейник, потом подошла к Артуру Готлибовичу, положила ему руки на плечи и сказала так просто, словно речь шла о поездке на Большой Фонтан:
— Если сын считает, что мы должны эвакуироваться в Германию, стало быть, так нужно. Ну, ну, Артур Готлибович, выше голову! Не хныкать!
— А ты знаешь, Вера, что он... — Старик не нашел слова.
— Знаю. Какой же я была бы матерью, если бы не знала...
— Почему же ты не сказала мне? — возмутился Артур Готлибович.
— Если сын не нашел нужным сказать тебе, почему это должна была сделать я? Теперь ты знаешь.
— Знаю...
— Этого не надо говорить, достаточно взглянуть на тебя, ты уже мучаешься своей тайной...
— Ты меня считаешь мальчишкой?!
— Есть люди, которые до старости остаются мальчишками. И я счастлива, Артур, что ты принадлежишь к их числу. — Она поцеловала мужа в голову и сняла кофейник. — К столу, мальчишки! По такому случаю я вас угощу настоящим кофе!..
Но «настоящее кофе» не состоялось: пришел заводской посыльный с запиской от Вагнера:
«Николай Артурович!
Через майора Загнера я получил приказ, подписанный адмиралом Циибом: срочно, не позже чем в трехдневный срок, перезалить рамовые подшипники и собрать машину на пароходе «Амур» водоизмещением три тысячи тонн. Девятнадцатого числа этого месяца судно должно быть отбуксировано в Констанцу. Тебе надлежит заняться этим сегодня же. По имеющимся у меня сведениям, на материально-техническом складе оберверфштаба имеется баббит. Контора и склады ввиду чрезвычайного положения работают до двадцати трех часов. Машину тебе посылаю.
— Машина здесь? — спросил Николай посыльного.
— Да. Я могу идти? — Идите.
Закрыв за посыльным дверь, Николай неохотно стал натягивать кожаную тужурку.
— Ты уходишь? Без кофе? — огорчилась Вера Иосифовна.
— Служба, мама, — усмехнулся Николай.
Шел дождь. На деревьях, обманутых теплом, появились почки. Порывистый ветер гнал низкие, косматые облака. Полнолуние кончилось, ущербная луна временами показывалась в просветах. Николай смотрел сквозь рябое от дождя стекло машины на встречных людей, шагающих через лужи, на ручьи, бегущие по обочинам дороги, и думал... Мысли его были тревожными и в то же время праздничными, полными какого-то смутного, волнующего ожидания.
В оберверфштабе он застал многих офицеров на месте. Капитан Риш подписал требование. Николай поехал на склад, получил восемьдесят килограммов баббита, отвез на завод и запер у себя в кабинете, в письменном столе.
На той же машине он вернулся домой, тихо открыл дверь и вошел в квартиру. Из комнаты родителей слышались голоса. Старики по-деловому обсуждали вопрос: что из вещей следует брать с собой в эвакуацию...
Утром Николай пришел на завод рано и сразу направился к Гнесианову. Застал он его в конторке за чтением толстенной книги. При виде Гефта мастер сунул книгу под папку с нарядами, изобразив на лице нечто вроде улыбки.
— Вот что, Василий Васильевич, предстоит срочная работа...
— Опять срочная... — тоскливо сказал Гнесианов. — А скажите, Николай Артурович, правда, что наши войска заняли Херсон?