Повесть о чекисте

— Не пойму, чем? — удивилась она.

— Он может обратиться к офицерам и солдатам вермахта по радио. Знаешь, как важно, чтобы кто-то из их среды сказал вслух то, что каждый из них думает втайне...

— В районе Преображенской, недалеко от телеграфа, жила одна моя подружка... Что ж, пойду поговорю с ней...

В окно постучала Зина.

— Не ждали? — сказала она, входя в комнату. — Есть новости! Ты, Коля, поручил мне следить за районом Черкассы — Кременчуг. Вот сводка за четырнадцатое декабря... — она передала ему листок из блокнота:

«Войска 2-го Украинского фронта, продолжая развивать наступление, — читал он, — 14 декабря в результате напряженных боев овладели городом Черкассы,важным узлом обороны немцев на правом берегу Днепра.

Западнее Кременчуганаши войска продолжали наступление и овладели пунктами...» [21]

Николай достал из кармана и расстелил на столе карту, с которой теперь не расставался. В лучшем случае Глаша успела доехать до Голты... Конечно, поезд Голты — Черкассы отменен... Как же она будет добираться до Балаклеи?..

Поезд подолгу стоял на каждом полустанке. На станциях пассажиры высыпали из вагонов и бежали к водокачке, где сразу же возникала толкучка. Здесь вещи меняли на продукты. На марки, на рубли и карбованцы здесь можно было купить соленые огурцы, жареную рыбу, пирожки с повидлом, вареные яйца и другую немудреную снедь.

Глаша из вагона не выходила, закусывая тем, что взяла в дорогу. Она присматривалась к попутчикам, молчала, не вступая в разговоры, глядела в окно или, открыв книжицу, шептала молитвы...

Глашино «благочестие» было замечено двумя женщинами-баптистками. Они признали в ней «сестру во Христе», угощали сладкой наливочкой и вели благолепные, неторопливые беседы, рассказывая о своей поездке в Одессу к пророку за божьим словом. Сами они были с Умани. Из Голты их путь лежал на запад через Рудницу, затем Вапнярку и снова на восток с пересадкой в Христиновке. Узнав, что Глаша едет в Балаклею к тетке, они принялись уговаривать ее повернуть к ним, в Умань. Зная, что путь на Балаклею через Смелу может оказаться для нее закрыт, Глаша от предложения не отказывалась, но и не соглашалась. Решила потянуть до Голты, а там, если состава на Черкассы не будет, согласиться ехать в Умань.

Обе сектантки, похожие друг на друга, толстые, страдающие одышкой, наперебой расписывали перед Глашей, какая у них в Умани божья благодать! Да какой у них пастырь и председатель общины отец Севостьян! Он в Америке кончил теологическую школу, «колледж» по-ихнему. Все удивляются его благочестию и целомудрию.

— Да ты, милая, будешь у нас, как сыр в масле... — говорила одна.

— Как овечка божья!.. — говорила другая.

— Сперва поживешь у меня, поможешь по хозяйству, или вот у сестры Анастасии...

— Можно, конечно, и у меня, если будет угодно богу, а можно и у сестры Пелагеи...

— Если будет угодно богу... — добавила Глаша.

В Голту поезд пришел поздним вечером. Вокзал был затемнен. По платформе садил холодный косой дождь. В полуразрушенное здание вокзала набились сотни людей с узлами, корзинами, всяким скарбом. Глаша не представляла себе, что такая масса народу передвигается с места на место, куда-то едут, куда-то спешат...

Здесь никто ничего не знал, но откуда-то просачивались слухи; одни вызывали панику, другие апатию. Говорили, что все поезда на север отменены: русские прорвали фронт в районе Черкасс, что только утром будет состав, да и то на Рудницу...

Услышав это, «сестры» воспрянули духом и стали искать пристанища на ночь. Так они втроем и бегали по станционным хибарам, в середине Глаша, связав и перекинув через плечо их тяжелые корзины, с обоих сторон «сестры», они семенили за ней, жалея ее, маленькую да сирую...

Пристроились они в тесной клетушке, где заправляли керосиновые лампы для путевых знаков. Тут у них был знакомый — «брат во Христе», смешливый, хлипкий старичок Павел. Брат тискал сестер и говорил всякие сальности. «Сестры» охали, закатывали глаза и поминали бога.

Железнодорожный состав подали утром на Рудницу. Половина вагонов была занята военными. С трудом, не без помощи «брата» Павла все трое попали в набитый до отказа вагон и устроились на боковой полке.

В то время как Николай склонился над картой, поезд, которым ехала Глаша, только подходил к Старому Гайворону...

Днем Николай договорился с Загоруйченко встретиться у Мавромати в «Гамбринусе». После завтрака им снова овладело беспокойство, и он пошел на Пушкинскую, купить газету.