Тезисы потенциального премьера собеседники слушали внимательно. «Петр» молчал, д-р Пашов заверил, что всё очень интересно, перспективно и будет передано куда следует с пожеланием учесть, но быстрого ответа не гарантирует, — и на том попрощались.
Естественно, информация о встрече, как и обычно бывало со всем, к чему имели хоть какое-то отношение «красные», в тот же день дошла до Николы Гешева. Но почему-то, как и сообщению о контакте с д-ром Нейчевым, ходу ей начальник Управления «А» не дал, предпочтя придержать (позже донесения обнаружили в его сейфе), — а через день, 31 мая, Иван Багрянов сообщил первому регенту, что готов приступить к формированию кабинета.
Читая
Непонятно. В момент прихода к власти он был чист в чьих угодно глазах. Даже коммунисты, годами составлявшие списки всех, кто их хотя бы раз, даже словом или карикатуркой, обидел, претензий не высказывали, поскольку ни к еврейской теме, ни к «символической войне» он никакого отношения не имел, а из-за Тройственного пакта вообще ушел из политики.
А вот дав согласие Филову
Больше того, даже став премьером, Багрянов не сумел создать полностью «свой» кабинет. Ключевые посты оставил за собой первый регент, требовавший, чтобы их заняли «немецкие люди». Иван сумел добиться лишь назначения на пост министра МВД знаменитого врача Александра Станишева, а в МИД — бывшего военного, дипломата Пырвана Драганова, специально отозванного из Мадрида. Очень прогерманские, они по крайней мере были разумны, вменяемы и не из колоды Филова. В итоге кабинет изначально обещал стать неким тянитолкаем, в работе которого каждый шаг вперед нужно будет делать с уступками и компромиссами на два шага назад.
Единственный логичный вывод: человек, понимая всё это (а не понимать не мог), был реальным патриотом и не сумел заставить себя отказаться от почти невыполнимой задачи, потому что вопрос стоял о судьбе Болгарии, а это для него, видимо, перекрывало все личные соображения.
Как бы то ни было, новый кабинет начал работу, и главным теперь было получить ответ от «красных». Вернее, поскольку нелегалы уже дали согласие «в целом», подтверждение их согласия «зарубежными», то есть «инстанцией», потому что всерьез независимость тов. Димитрова и тов. Коларова серьезные люди не воспринимали.
И вот тут случился облом. Разумеется, полученную в ходе консультаций информацию нелегалы немедленно перегнали на Север, где тов. Димитров тотчас уведомил обо всем и тов. Молотова, и саму «инстанцию». Однако реакция оказалась совсем не той, какая ожидалась. Прозвучало категорическое «Нет!», и уже 5 июня тов. Димитров по радио назвал правительство Багрянова
По внутренним же каналам ЦК и полевые командиры получили жестокий разнос и указание: не поддаваться на
Отдам должное, рекомендация была логична: временное общение могло принести «красным» пользу, поскольку Багрянов, ожидая ответа, времени не терял, а держал слово. Убедив проф. Станишева в том, что предлагаемый им ход — наилучший в наихудшей ситуации, он 14 июня, преодолев сопротивление генералов и «твердых филовцев», сумел пробить согласие кабинета на отмену