Повесть о балтийском матросе

Первая ночь в Гатчине прошла спокойно, если не считать попытки группы пьяных офицеров поднять мятеж. Их тут же расстреляли… А день начался тревожно. Поступили сведения о приближении эшелонов с 4 ударниками», встреча с которыми ничего хорошего не сулила. 500 моряков и два батальона финляндского полка вряд ли бы выдержали бой… 3 ноября в 8 часов утра <ударники» находились в 5 верстах от Гатчины. «А что, если попытаться решить дело миром?» И Дыбенко снова отправился на переговоры. Сформировали состав из нескольких вагонов, на паровозе, в среднем и хвостовом вагонах разместили небольшой отряд матросов с пулеметами. Вдоль железнодорожного полотна выставили несколько пушек.

Поезд двигался медленно. Не доезжая примерно версты до места, где находился передовой эшелон с «ударниками», Дыбенко попросил машиниста остановить поезд, а моряков предупредил:

— Услышите три выстрела из пистолета, открывайте огонь. — Спрыгнул с паровоза и не спеша пошагал к безмолвной толпе солдат. Приблизившись, громко стал говорить о бежавшем Керенском, о сдавшихся казаках, о Краснове, арестованном и отправленном под конвоем в Петроград.

— Предлагаю и вам сложить оружие. Даю три минуты на размышление.

— Согласны, — закричали солдаты.

Часть офицеров отделилась в сторону. Совещаются. Некоторые шарахнулись к лесу, отстреливаясь. Убежать удалось немногим. Солдаты сами же с ними и расправились… Прибывший с <ударниками» Савинков удрал.

К Дыбенко подошла группа солдат. Это делегаты. Старший назвался Федоровым, сказал, что был на Северном областном съезде Советов, слушал там выступление Дыбенко. Предлагает провести митинг, принять резолюцию в поддержку Советской власти и послать товарищу Ленину. Дыбенко соглашается.

…В гатчинском дворце расположились матросы, солдаты… Из Петрограда приехал Антонов-Овсеенко. Владимир Александрович обнял Павла.

— Молодцы балтийцы! Пятнадцать тысяч моряков и более сорока боевых кораблей бились за власть Советов! На вас можно положиться. Вы действительно завоевали всеобщую славу…

Связной принес несколько запоздавшую радиограмму, подписанную Антоновым-Овсеенко и Владимиром Бонч-Бруевичем. Павел присел к столу, стал читать. Глаза слипались. Столько бессонных ночей! Строчки прыгали, терялись и снова появлялись, словно из тумана. «… Войска Керенского разбиты. Арестован весь штаб Керенского с генералом Красновым и Войтинским во главе… ищут Керенского с тем, чтобы передать в руки военно-революционного комитета. Авантюра… ликвидирована. Революция торжествует. Честь ареста штаба Керенского принадлежит матросу Дыбенко…»

Бумага падает из рук, голова опускается на стол. Уснул. Все вышли. Антонов-Овсеенко на листе бумаги крупными буквами написал: «Тихо! Дыбенко спит». Приколол бумагу к двери.

Когда Павел открыл глаза, удивился, что никого нет, только с дивана торчали грязные сапоги. Это спал Сиверс…

Дыбенко уехал в Петроград, передав командование Сиверсу.

Народный комиссар

Прошла неделя. Наступило первое воскресенье после победы Октября. Старый деревянный цирк «Модерн» переполнен. На митинг собрались рабочие Петроградской стороны. Нарком просвещения А. В. Луначарский от имени Советского правительства отчитывается перед трудящимися: что сделала новая власть за первые семь дней… Выступают многие ответственные работники разных ведомств. Предоставили слово и наркому флота.

— Враг побежден, но успокаиваться рано, — говорит Дыбенко. — Многие чиновники не хотят признавать Советы, саботируют, даже вредят… Я призываю, товарищи, к бдительности…

Революционные матросы сами налаживали запущенное при Временном правительстве флотское хозяйство. Когда из Адмиралтейства выдворили саботажников, Дыбенко распахнул окна огромного министерского кабинета.

— Обожаю свежий воздух! — и, с улыбкой обращаясь к матросам — членам Военно-морского комитета, пожелал счастливого плавания. — Только заранее знайте — неспокойное оно будет.

…Вошел моложавый моряк с красивым тонким лицом и выразительными черными глазами. Представился: капитан 1 ранга Модест Васильевич Иванов — товарищ морского министра, только что назначенный на эту должность. Еще перед отъездом из Гельсингфорса Дыбенко послал ему телеграмму: «Центробалт выдвинул Вашу кандидатуру в Верховную комиссию коллегиального морского министерства…» А через день, 29 октября, в каюту командира крейсера «Россия» принесли другую телеграмму: «Модесту Иванову. Капитану 1-го ранга. Гельсингфорс. Просим немедленно приехать Петроград, Смольный. Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов (Ленин)». Об этой телеграмме Дыбенко узнал уже в Петрограде.

Поздоровавшись с наркомом и со всеми остальными, Модест Васильевич сел в кожаное кресло с высокой спинкой и стал восторженно рассказывать о беседе с Владимиром Ильичем…