Повесть о балтийском матросе

— У шомпола, как известно, два конца… — Павел рассказывает о предательстве Временного правительства и Керенского, о декретах, принятых II съездом Советов… — Весь гарнизон Петрограда, Балтийский флот, рабочие, ряд армий целиком поддерживают Советское правительство. Флот, ряд армий послали к Петрограду на помощь восставшим войска с фронта… А кого вы поддерживаете, станичники? Керенского. Да ведь он из вас жандармов сделает. Стоит ли позориться?

Казаки слушают. И вдруг голос сиплый, ядовитый:

— Станичники! Не верьте предателям России! Гоните немецких шпионов! Бейте их!

Павел смотрит на дверь — ее запрудили. «Отсюда не выберешься».

— Не немецкие шпионы взяли власть, она в руках рабочих, крестьян, солдат и матросов! — По тому напряженному вниманию, с каким слушают его речь, понимает — верят ему. — Балтийский флот доказал свою преданность революции и готовность защищать Россию в Моонзундских боях. Мы, матросы, первыми выступили на защиту Советской власти и будем за нее бороться до последнего дыхания!

Офицеры и юнкера шумят, требуют расправиться с моряками. А из толпы казаков слышны уже совсем иные выкрики:

— Правильно! Матросы — наши братья. Мы с ними пойдем.

«Значит, действует наше оружие»!» — и Дыбенко опять говорит…

А ночь уже прошла. Бледный утренний рассвет проник в окна казармы… Станичники колеблются» К 8 часам утра удается убедить их — прекратить гражданскую войну и арестовать Керенского. Станичники ставят условие — согласовать с казачьим комитетом…

В сопровождении возбужденной толпы Дыбенко и Трушин выходят на улицу… Встреча с членами комитета состоялась в большом зале дворца. «Одни офицеры. С этими не договоришься». Дыбенко решает пойти на площадь к казакам, оставив комитетчиков одних.

Площадь запружена станичниками.

— У вас же офицерский комитет, — громко крикнул Дыбенко. — Где же казаки?

— Правильно… Свой изберем…

Тут же довольно быстро выбрали новый комитет, поручив ему вести переговоры… Арестовать Керенского согласились не сразу. Станичники хотели кое-что выторговать — уйти на Кубань и Дон с полным вооружением, а этого допустить было нельзя. Но в тот момент Дыбенко пришлось уступить. Эшелоны с войсками, за которыми, как стало известно, отправился помощник Керенского Савинков, вот-вот могли подойти… Судьбу переговоров решил сам Керенский.

…В своих воспоминаниях, дополняя друг друга, Керенский и Краснов рассказывают, что они внимательно следили за каждым шагом Дыбенко. «Совершенно неожиданное известие: казаки-парламентеры вернулись с матросской делегацией во главе с Дыбенко! Основное условие матросов — безусловная выдача Керенского в распоряжение большевистских властей: казаки готовы принять это условие!» — пишет Керенский.

Краснов вспоминает: когда он вошел к Керенскому, то «застал его смертельно бледным… Я рассказал ему, что настало время, когда ему надо уйти… Я через надежных казаков устроил так, что караул долго не могли собрать. Когда он явился и пошел осматривать помещение, Керенского не было…».

Прапорщик Миллер достал одежду сестры милосердия. «Нелепо переодетый, я прошел мимо караулов», — признается сам Керенский… Автомобиль с заведенным мотором ждал в парке. Еле державшегося на ногах от страха главковерха усадили на заднее сиденье. Автомобиль помчался в сторону Пскова.

Не ведал тогда Керенский, что своим трусливым бегством он помог Дыбенко успешно завершить переговоры. А ведь именно в те минуты, когда бывший правитель России переодевался в женское платье, казачьему комитету стало известно содержание телеграммы Савинкова, что из Луги вышли 12 эшелонов с «ударниками». Станичники, почувствовав силу, вновь стали торговаться… И вдруг ошеломляющая новость:

— Керенский сбежал!!!

Казаки осатанели. Их настроение резко изменилось. По радио полетела депеша:

«Всем, всем. Керенский позорно бежал, предательски бросив нас на произвол судьбы. Каждый, кто встретит его, где бы он ни появился, должен его арестовать как труса и предателя.

Казачий совет 3-го корпуса».

Когда ворвался во дворец меньшевик Войтинский и, потрясая телеграммой Савинкова, пытался поднять боевой дух казаков, уверяя, что Керенский не сбежал, а отбыл за подкреплением, его уже никто не слушал…

В Гатчину вступили матросы и красногвардейцы, которых привели Сиверс и Павлов. Тут уж и казаки сникли, но продолжали просить обещанное оружие. Дыбенко им сказал: не получите, сами виноваты, не устерегли Керенского. И обращаясь к Войтинскому:

— Вы воюете с большевиками и Советской властью, я вынужден вас арестовать… Товарищ Трушин, возьмите этого гражданина[6]!

Через два часа юнкера и казаки были разоружены.

Дыбенко арестовал и Краснова. Доставленный в Смольный, генерал дал слово, что не будет вести борьбу с Советами. Его отпустили. Слова он, конечно, не сдержал. Перекочевал на Дон. Там создал контрреволюционную казачью армию и повел ее против советских войск.