В тот час, когда опять увижу мореИ грязный пароход,Когда сверкнет надежда в робком взоре,И якорь поползет,В тот час, когда тяжелый трап поднимут,И просверлит свисток,И проскользнет, уж невозвратно,мимо Весь белый городок,И над рулем, журча, заплещет ровноЗеленая вода, —Я все прощу, я все прощу любовно,Как прежде — никогда.И, пробегая взглядом крест костела,Бак и маяк большой, —Я снова стану девочкой веселойС нетронутой душой.11 — VII — 24* * *А с каждым вторником Сфаят пустеет.Прощаются, спешат на пароход.Два-три лица серьезней и грустнее,И снова время тихое плывет.Есть где-то мир, и все идут вперед…И только, ничего не понимая,Зачем-то — сильная и молодая —Ненужным дням я потеряла счет.5 — VIII — 24* * *У богомольных есть красная лампадка,В углу притаились образа Пречистой.Дрожа, горит огонек лучистый.Придут из церкви — распивают чай.У домовитых во всем порядок.На окнах — белые занавески.В вазочках цветы, и ветер резкийИх касается невзначай.У вечно-мудрых есть страшные загадки,Есть толстые книги и мудрые фразы.У вечно-дерзких есть восторг экстаза.Заменяющий светлый рай.У меня нет красной лампадки,У меня нет белой занавески,Нет писаний мудрых и веских,А комната у меня — сарай.У меня есть синяя тетрадка,У меня есть белые книги,У меня зато есть пестрые мигиИ неистовый месяц — май.17 — V —24Мамочке…Смотри на закатные полосы,На землю в красной пыли,Смотри, как колеблет волосыВетер чужой земли.Как сосны вершинами хвойнымиКолышат вихри лучей.Смотри, как лучи беспокойныеГорят на твоем плече.В недвижном, седеющем воздухеЗакат разлил красноту.Смотри, как арабы на осликахВ закатную даль идут.Смотри, как маслины дуплистыеНе могут ветвей поднять,Как искрится золотистаяВолос твоих светлая прядь.И небо пурпурно-красноеГорит на краю земли,И что-то хорошее, ясноеКлубится в красной пыли.28 — Х —23Тунис, Бизерта, СфаятДальше, конкурс «Звена». Против всякого ожидания мое стихотворение было напечатано в первом номере. А всего прислано 382. [454]Теперь я удовлетворена. Больше мне ничего и не надо. Инкогнито я, конечно, уже не сохранила. В Сорбонне меня встречает Ладинский словами: «Ну, нашли ваше стихотворение?» Отпираться не стоило, да и не к чему. В Союзе Майер отозвала меня в сторону: «Ваше?»
Кстати, о Ладинском. Из Сорбонны он меня проводил до метро. До Odéon не успели наговориться, прошли до St. German. Он был такой близкий и хороший. Иногда он бывает таким, иногда мне даже казалось, что слишком, т. е. слишком близким; но его слова, когда мы прощались у решетки метро, теплы и хороши. Что он говорил, уже не помню; началось с конкурса, он говорил о моей молодости и о том, что я смогу сделать в будущем. Потом на вечере мы почти не сказали друг другу ни одного слова. Я была страшно одинока, почему-то в прошлый раз я это особенно остро почувствовала.