Наконец-то я опять выбрала минутку отдаться дневнику. Я всю неделю беспрерывно занималась. Жизнь мне кажется опять такой отвратительной. Что делать? Я не могу писать, потому что не могу выразить все то, что так больно, больно переживаю.
Я сегодня во сне видела, будто бы мы приехали в Харьков, и будто бы Иван Иванович расстрелян, Лидия Ивановна вроде как сумасшедшая стала, Валерку не видела. Таню видела странной,[137] должно быть, тифом переболела. Нина такая же, как всегда. Проснулась — страшно, сердце так и бьется. Уснула — и опять тот же сон, только что Иван Иванович потом явился, и все пошло по-мирному и даже очень приятно. И я весь день нахожусь под впечатлением этого сна, какое-то тяжелое, тяжелое чувство весь день не покидает меня. И только сильнее потянуло «туда» — страшно. А вдруг там, действительно, произошло что-нибудь ужасное?! И так сделалось жаль всех оставшихся там: как нам ни плохо здесь, а уж там-то, наверно, хуже… И весь день сегодня, что бы я ни делала, о чем бы я ни думала, невольно приходит на ум этот сон, и весь день какое-то гнетущее состояние не покидает меня: как только вспомню или заговорят где-нибудь о Харькове, так только усиливается какое-то неприятное, тяжелое чувство. И вновь, находясь под таким тяжелым впечатлением, я начинаю хандрить…
Скорей, скорее «туда», пока не поздно, пока еще все живы!!!
15 / 28 августа 1920. Суббота
Сегодня с утра шел дождь. Было грязно и холодно. Я пошла в столовую, как всегда, босиком, потому что туфель у меня нет. Шлепаю в грязи, а ноги мерзнут. И так мне сделалось себя жаль, какой же я оборванкой хожу, и в такую погоду босиком, словно нищенка какая. В столовой одна барышня с удивлением взглянула на мои ноги и снисходительно улыбнулась. Не знаю уж, что она хотела выразить своей улыбкой. Да мне все равно. Пускай смеется, если ей весело. Я нисколько не стыжусь своего хулиганского вида: нужда! Другой меня за прислугу принял…
К сентябрю нам надо освободить комнату…
Папа-Коля без места.
Продавать скоро нечего будет…
Одеваться не во что…
С четверга экзамены. А у меня по истории еще весь Рим остался (не выучен. —
А надвигается страшная, неизвестная зима. Она пугает меня. Если мы будем и дальше в таком положении, мы зиму не переживем. Холод, голод, одежда, финансы, квартира — все это страшные вопросы… И потому каждый вечер, когда все ближе надвигается эта «зима», такая тоска нападает, такое уныние и отчаяние!.. В Харькове, среди педагогов умерло 40 %!!!..
18 / 31 августа 1920. Вторник
20 августа — Русский письменный.
22 августа — Закон Божий. Рукоделие.
24 августа — Естественная наука.
26 августа — История.
27 августа — Русский устный.
28 августа — Математика.
30 августа — География.
31 августа — Языки.
Русский язык, синтаксис — пройдено к 18 авг<уста>
Закон Божий (далее не разборчиво. —
Естественная наука — всю мертвую и раст<ительную природу> — до спор — до изменения земной коры.
История. Древняя — пройдено до влияния завоеваний. Только окончила Пунические войны.
Математика — арифметика. Пройдено все, но нет практики.
География. Россию — назавтра задано кончить.
Немецкий — грамматика, почти все.
Французский — грамматика, почти все.
Сегодня весь день занималась. Распределила, когда каким предметом заниматься. Готовлюсь к экзамену усиленно. Т. е. занимаюсь до головной боли, а потом привожу в порядок мысли. Порой находит растерянность, не знаю, за что приняться, с чего начать: когда чем-нибудь занимаюсь, все кажется, что надо бы другим, что это я еще успею пройти. Порой проявляю некоторое беспокойство и нервничаю. Но странно то, что я не сомневаюсь в успехе. Только бы уж скорее прошло это время.
21 августа / 3 сентября 1920. Пятница
Начались у меня экзамены, а по этому случаю весь день рука дрожит. Вчера сдала русский письменный. Была диктовка. Написала я, кажется, ничего, но отметку еще не знаю. Вчера же узнала, что они прошли немного по алгебре, хотя директор говорил, что алгебры в 4-ом классе нет, и в программе ее, действительно, нет.