Читаем Повесть и рассказы полностью

Мы стали судорожно рыться в сумках, карманах… Вот уже на дорожке сидят две белки, вот уже три… Было очень жаль, что у нас не оказалось никакого угощения. Я смущенно вынимаю из сумки губную помаду, носовой платок, ключ от ленинградской квартиры, а белки терпеливо смотрят на нас снизу вверх темными глазами. К счастью, я нашла кусочек булки, оставшийся с дороги, и какие-то съедобные крошки, присела и протянула их на ладони белочкам. Нежные усики защекотали мне пальцы. Белки собрали крошки, запихали их за щеки и, рисуя в воздухе легкие, невидимые дуги, распустив нарядные, пронизанные солнцем хвосты, взлетели на деревья, заскользили между ветвями и исчезли.

Множество белок водится в широких кронах парка. Они ручные и по утрам собираются у продовольственного магазина — через дорогу. Хозяйки угощают их орехами, булкой, конфетами, и белочки с набитыми щеками мчатся обратно к себе на деревья.

У самой гостиницы расположен вход в фуникулер. Мы вошли в вагончик и стали подниматься на толстом тросе к вершине Ломницкий Щит, закрытой в тот день густым слоем облаков. Подъем шел сначала полого, от столба к столбу, по просеке между густых елей, обсыпанных тугими, липкими, красными шишками. Мы срывали эти шишки, протянув руку из окна. Веселые белки вертелись в кронах елей и, казалось, смотрели нам вслед, вытянув шеи.

Ели уходили все ниже, а столбы — все выше, и вот мы уже без всяких столбов ползем вверх по тросу. Уже не видно шишек, не видно белок, потом и ели внизу стали похожи сначала на осоку, затем на траву, затем на зеленый ковер с неровными краями. Вот на горных склонах появился снег, где-то далеко маленькие, словно сделанные из спичек, мчатся лыжники. Темное, плоское, как разлитые чернила, лежит озеро. Стало холодно. Глубокая пропасть открылась под нами и стала опускаться. В ощеренной камнями бездне плавали облака. Густой подвижный туман окутал нас, и вот мы уже не видим ничего, кроме отвесной скалы, вдоль которой поднимаемся. Неожиданно блеснуло солнце, толстые тросы втянули нас в небольшой вокзал. Мы вышли из вагончика и по крутой лесенке поднялись на Ломницкий Щит, где из грубых серых камней построена небольшая гостиница. В почтовом отделении единственный его сотрудник ставит на наших письмах штамп: «Ломницкий Щит 2635 метров».

Сверху открывается величественное зрелище: глубокие пропасти; острые, как спины ихтиозавров, ряды горных вершин; хаос камней, как бы разбросанных гигантами, и белые облака внизу, почти под ногами, такие плотные, что хочется попрыгать на них, как на матраце. Но они рвутся от ветра, новая бездонная глубина открывается под ними, и сжимается сердце от только что пришедшей в голову озорной мысли попрыгать на облаках.

Шофер Франтишек Габриэл, наш добрый товарищ — мы с ним объехали почти всю Чехословакию, — задумчиво глядит вниз. Вдруг он говорит:

— До встречи, я пошел! — и шагает через перила на камни. Оказывается, сюда ведет трос, и кто хочет, может, держась за него, совершить восхождение или спуститься — заглянуть через край пропасти, выкупаться в ледяной воде озера, полюбоваться эдельвейсами. Рвать их строго запрещено.

Гостиницу на вершине и фуникулер помогали строить цыгане. Это они прокладывали дорогу, шли крутыми тропами с камнями за спиной, они тянули тросы, складывали стены. Франтишек говорил о цыганах с уважением. Рассказывал, что они очень хорошо работают на заводах, на строительствах, что среди них много хороших музыкантов, играющих в оркестрах, и солистов.

Когда мы спустились вниз, в гостинице нас ждали товарищи из Праги: директор будущей картины с участием Райкина и молодой талантливый чешский кинорежиссер, окончивший Московский институт кинематографии, Зденек Подскальский.

Снять фильм с участием Райкина чехи задумали еще тогда, когда мы жили в санатории в Подебрадах. И вот теперь, через восемь месяцев, когда наш театр уже отыграл в Чехословакии, выяснилось, что мы имеем десять свободных дней перед поездкой в Болгарию. Эти десять дней чехи и решили использовать для того, чтобы снять небольшую картину на память о гастролях Райкина и в ней по возможности показать основные черты его творчества. Так как было мало времени, то в сценарий, написанный Зденеком Подскальским, Ярославом Дитлом и советским писателем Владимиром Лифшицем, включили ряд готовых интермедий и сценок, игранных в театре и не требовавших репетиций. По поводу сценария и приехали товарищи из Праги.

Через два дня, после отдыха, театр выехал в Прагу на съемки. Все отправились самолетом, а я поехала машиной. Мне хотелось посмотреть страну — дорога шла по горам и долинам Словакии и Чехии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии