Повесть и рассказы

Старинные башни охраняют вход на мост с двух сторон. Впереди, наверху, под самой луной, неровной линией режут небо крыши пражского Кремля. Лунная дорожка мелко дрожит на быстрой воде Влтавы.

Долго любовалась я этой молчаливой красотой. Внезапно подул прохладный ветер, луна разбрызгалась в воде, я озябла, захотела вернуться на свою «Длинную улицу» — и сразу же заблудилась. Дома закружились вокруг меня каменным хороводом. Они, как люди — то приземистые, то высокие, то нарядные, то строгие, — серьезно смотрели на меня. Неожиданно я очутилась перед небольшим, вросшим в землю зданием с высокой узкой крышей. Я уже видела это здание однажды и узнала его — это была готическая синагога, построенная в XVI веке… иезуитами! Орден иезуитов имел монополию на постройку молитвенных зданий. Нетерпимость фанатичных христовых слуг к иноверцам отступила перед деньгами — синагога так синагога!..

Одна из улиц вдруг вытекла на площадь. На моем пути возник костел с крепостными стенами, отделанными каменными кружевами. Его длинные стрельчатые окна лунно поблескивали. Мрачные святые тайны хранились за тяжелыми, черными, литыми воротами.

Где же дом, в котором я живу? Вся Прага — дом, в котором я живу!.. И когда я уже окончательно потеряла надежду найти свою гостиницу, передо мной возникла знакомая дверь со звоночком. Ноги гудят, как телеграфные столбы. Вот я уже сплю…

— Где ты была?

— Я знакомилась с Прагой с глазу на глаз.

* * *

Утром мы уже в Подебрадах. После завтрака идем гулять. Передача «100 минут» очень популярна. Видно, многие сидели вчера у телевизоров. Встречные улыбаются, некоторые пожимают Райкину руку: «Мы ничего не скажем доктору, соудруг Райкин, не бойтесь!» Широкоплечий пожилой человек в рабочем комбинезоне, плаще и кепке с козырьком, поставленным дыбом, хитро глядит на Райкина сквозь толстые очки и, задерживая его руку в своей, говорит тихо, как заговорщик: «Ни я, ни моя жена, ни мои дети не скажем доктору, что вы удирали в Прагу. Я могу ручаться за все Подебрады — у нас предателей нет».

Заходим в магазин. Продавец показывает зонтики. Достает их с полки, из-под прилавка. Потом приносит особенный зонтик — красный муаровый, с тонкой ручкой, похожей на лебединую шею. Но нам нужен простой черный зонт от дождя. Продавец заворачивает его и, когда мы уже собираемся уходить, прикладывает палец к губам, всем лицом и выражением глаз показывая, что с доктором все будет шито-крыто.

На следующий день доктор делает обход. Это человек лет пятидесяти, спортивного вида, очень серьезный и образованный врач. Он сосредоточенно выслушивает и выстукивает Райкина.

— Не дышите, — говорит он. Потом, сворачивая фонендоскоп, добавляет: — А ведь мне так никто и не сказал, что вы были в Праге на телевидении! Так что можете быть совершенно спокойны, я ничего не знаю…

ЯН ВЕРИХ

Мы снова в Праге. Удрали на спектакль театра «АБЦ», или, как здесь говорят, театр Вериха. Ян Верих — замечательный чешский актер эстрады театра и кино. Мы его знаем по фильмам «Пекарь императора» и «Падение Берлина», где он играл Геринга. Упоминание имени Вериха всегда вызывает улыбку у собеседника — его знает вся Чехословакия.

Мы спускаемся в театр (по-чешски «дивадло») «АБЦ», расположенный под землей, как и другие многие театры, кафе, рестораны, кино Праги.

Нас сразу пригласили к Вериху. Он сидел за столом на диване, кутаясь в халат. Громадный, с лицом небритого ребенка, с ямочками на полных щеках, он улыбался простодушной улыбкой и протягивал нам руки через стол. Мы пожали эти руки и сели в кресла у стола. Но Верих затащил Райкина к себе на диван и обнял его так, что мне показалось, будто у Райкина затрещали кости.

Верих был у нас на спектакле в Ленинграде, когда снимался в «Падении Берлина», и теперь вспоминал первую встречу. Потом оба актера заговорили на языке, понятном им одним. Они подмигивали, шептали что-то друг другу на ухо и смеялись: Райкин — беззвучно закатываясь, а Верих — разражаясь внезапным громовым хохотом. Он откидывал назад свою большую круглую голову, показывая волосатую шею, и все время напоминал мне кого-то, а кого — я никак не могла вспомнить. Верих и Райкин устроили спектакль для нас, окружающих, и мы хохотали от души, потому что невозможно было удержаться. Такие спектакли они разыгрывали при каждой встрече — на улице, в кафе, в театре, дома. Я помню импровизацию «Некоторые дипломаты в ООН». Взявшись под руку, лицами в разные стороны, они кружились все время, глядя в затылок друг другу, размахивая свободной рукой и доказывая что-то на тарабарском языке, не обращая внимания на собеседника. Они топтались на месте, потом вдруг срывались и неслись вперед, продолжая неистово болтать.