— Он убил дворецкого, потому что я сказал ему, что Джарби подглядывал, — объяснил лейтенанту Спейд. — Я тоже посмотрел в замочную скважину, но увидел лишь кресло и часть окна. Наверное, мы успели тогда спугнуть старого разбойника, и он вернулся в постель. Отодвиньте-ка кресло, а я займусь окном.
Он подошел к окну и принялся тщательно его обследовать. Покачал головой, протянул назад руку и попросил:
— Дайте мне фонарик.
Данди сунул ему в руку фонарь.
Спейд поднял раму и высунулся в окно, освещая фонариком стену. Потом что-то проворчал и другой рукой потянул из стены кирпич чуть ниже внешнего подоконника. Кирпич легко вылез из кладки. Положив кирпич на подоконник, Спейд сунул руку в тайник и извлек оттуда пустую черную кобуру полупустую коробку патронов и незаклеенный конверт. Держа в руках свои находки, он обернулся к остальным. Джойс Корт тем временем принесла таз с водой и бинты и встала на колени возле Тимоти Биннетта.
Спейд положил кобуру и патроны на стол, после чего раскрыл конверт. Внутри оказалось два листка бумаги; каждый из них с обеих сторон был исписан крупным четким почерком. Спейд прочел один абзац про себя, разразился смехом и начал читать сначала, но теперь уже вслух:
«Я, Тимоти Киеран Биннетт, находясь в здравом уме и твердой памяти, объявляю свою последнюю волю. Моим дорогим племянникам, Айре Биннетту и Уоллесу Биннетту, в благодарность за искреннюю теплоту, с какой они приняли меня в своих домах, дабы покоить и нежить мою старость, я завещаю в равных долях все свое земное имущество, а именно свои бренные останки вместе с одеждой.
Кроме того, я завещаю им все расходы на мои похороны, а также следующие воспоминания. Во-первых, воспоминание об их доверчивости — о том, с какой готовностью они поверили, что пятнадцать лет, проведенных мною в Синг-Синге,[1] я прожил в Австралии; во-вторых, воспоминание об оптимизме, с каким они предположили, будто за пятнадцать лет я скопил несметное богатство, и если я жил на их счет, брал у них в долг и не тратил из своих сбережений ни гроша, то лишь потому, что берег свои сокровища, которые они надеялись унаследовать, а вовсе не потому, что у меня попросту не было денег; в-третьих, воспоминание об их надежде на то, что я оставил бы им наследство, даже если бы оно у меня было; и, наконец, воспоминание о том, что у них нет ни капли чувства юмора, поскольку они явно не смогут оценить, насколько забавно все это было. Подписано и заверено…»
Спейд поднял глаза и добавил:
— Даты здесь нет, но подпись стоит — «Тимоти Киеран Биннетт» с завитушками.
Айра Биннетт побагровел от злости.
Уоллес был бледен, как призрак, и дрожал всем телом.
Джойс Корт забинтовала Тимоти Биннетту руку.
Старик сел и открыл глаза. Потом посмотрел на своих племянников и засмеялся. В смехе его не было ни истерики, ни безумия; это был здоровый, искренний смех, не смолкавший довольно долго.
— Ну вот и ладненько, повеселились, и будет, — сказал Спейд. — Давайте теперь поговорим про убийства.
— О первом я знаю ровно столько, сколько вам рассказал, — отозвался старик, — и его даже нельзя назвать убийством, потому что я просто…
Уоллес Биннетт, по-прежнему сотрясаемый дрожью, с трудом процедил сквозь зубы:
— Это ложь. Вы убили Молли. Мы вместе с Джойс выбежали из ее комнаты, когда услышали крик и выстрел, и мы видели, как она упала из дверей вашей спальни, но никто не выбежал оттуда.