Повернуть судьбу вспять

Дух взвизгнул, крутанулся и потыкал в плечо женщины щупальцем, будто сомневался, что его поймали. Потом замолчал, уставившись на нее в изумлении. А сразу после этого духи начали выходить на открытое место, обступая волшебников со всех сторон. Они немного потолкались и возле Любки, но быстро потеряли к ней интерес, как только поняли, что она нащупать их не может. И заметно повеселели, когда настало время садиться за стол.

Своих духов было немного — пять, шесть, зато теперь чужих повалили валом. Они влетали в окно и просачивались сквозь стены, отряхивая снег, подметая веником на совок для выгребания углей, который остался рядом с буржуйкой от старых хозяев, и обязательно выбрасывая на улицу, будто стены для них не существовало. Два духа подхватили у Любки ведро, поплыли с ним над столом, позволяя всем черпать воду самим. Любка шла за ними с чайником, наливая заварку всем по очереди, придерживая крышку одной рукой, как делала Инга, отогнув мизинец. Кружки ей подставляли.

Странно, но горница как будто стала больше, а потолок выше. И стол вытянулся еще, когда кому-то не хватило места. Между столами теперь было пространство. Немного было тесновато, когда духи начали плясать, но не толкались.

Такой веселый Новый год с новосельем у Любки сроду не бывал. Она сидела во главе стола, по одну сторону от нее сидел мужчина, а по другую женщина, которые веселились вместе с духами и пели незнакомые ей песни. А она неожиданно подхватывала, даже если слова у песни были не русскими, или такими, в которых русские слова едва угадывались в современном звучании… Песни в основном были отчего-то невеселые, некоторые духи даже плакали, смачно сморкаясь в концы скатерти.

Ой, болит, болит моя головушка,

А на сердце воет черная тоска,

Закружила над землею сила темная,

И накладывает крест во все места.

Не поднять мне голову закрытую,

Птицы черные клюют, клюют мои глаза,

Тянет шею веревочка души убитой,

И забитая плетьми болит спина.

А княжеских палатах белокаменных,

На костях милого молится княжна,

Как за жизнь мою, за серую, убогую.

Обращая добра молодца в вола.

Как у реченьки, у омута глубокого,

Темной ночкой выйдет водяной,

Покажу ему я зов княжны высокий,

Пусть подарочки утянет за собой.

А потом дойду до полюшка широкого,

И пущу на ветер все срамны слова,

Помолюсь я Богу, теперь уж одинокая,

И закроет он души моей уста.

— Грустная песня, — вздохнула Любка, сопереживая девушкам, о которых пели духи.

— Здесь теперь все так живут, — взгрустнула волшебница. — Но я бы не сказала, что она грустная. Четвертью воинственная, четвертью поднимает знание колдовское, а четвертью духам угождает. Для них она самая что ни на есть приятная. Ну что ж вы! — она хлопнула в ладоши. — Пожелайте Любе что-нибудь хорошее!

Любка приободрилась. И снова расстроилась, когда услышала совсем не то, что ожидала.

Подниму навоз и глину, и даю Любане в спину,

Пусть Любушкину душу гнет, душу клонит в сон,

У земли один закон,

За земельку надо биться, если враг берет в полон!

Дух вдруг прыгнул Любке на спину, сунув под нос такое, отчего ее чуть не вырвало. На мгновение она ткнулась головой в столешницу, потеряв сознание.

Наложу ремень на шею, покажу душе винище,

Пусть Любушкину душу гнет, душу клонит в сон,

У земли один закон,

За земельку надо биться, если враг берет в полон!

И этот дух посмеялся над нею. И сразу его сменил другой дух, грязно выругавшись за спиной и сильно перекрестив ее плеткой.

Отдаю мое проклятие, всем кто задом наперед,

Пусть Любушкину душу гнет, душу клонит в сон,

У земли один закон,

За земельку надо биться, если враг берет в полон!

— Зачем они так?! — чуть не расплакалась Любка.

— Любонька, это они замок снимают, чтобы прийти и поговорить с тобой иногда… — рассмеялся мужчина, накладывая торт. — Голлем по земле твоей ходит, а душа ему силу дает и в мир отпускает. Колдовству душа твоя обучена, а вдруг поймет, что в беде, да и поможет. Вдвоем-то справиться легче… Она не в этом мире, в другом, духам до души твоей не добраться, но весточку послать по силам. А то, он, поди, и не знает, что железная у него спина.

— Духи уму разуму учат быстро, тот, кто с ними дружбу водит и внимательно за ними наблюдает, — поддержала волшебника волшебница. — Сама подумай, видела бы твоя мама, как издеваются над нею, стала бы плакать-то?

— Нет, — вдруг согласилась Любка в задумчивости. — Я бы ей сказала, но она мне не поверит.

— А если бы видел твой отчим, как погоняют им, стал бы слушать-то?

— Не знаю, — рассудила Любка.

— В том мире, в котором душа твоя, духи голую правду в глаза бросают. Бросали…

— А разве душа не во мне? — удивилась Любка.