Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)

Никогда, затем, даже когда превратности военной судьбы приведут его в Новочеркасск, так и не сможет простить Корнилов одной лишь реплики Каледина на этом Главном Военном Совете, когда в своём выступлении ставил задачи Главнокомандующим фронтами и командующим армиями на летнюю кампанию семнадцатого года.

Каледин, не отрывая своих глаз от невыразительного лица Главковерха – скуластого, с калмыцкими раскосыми глазами, обронил:

– Хотелось бы знать, на чём основываются эти… э… совершенно оторванные от реальной жизни планы?

– Вы хотя бы представляете, господин Верховный Главнокомандующий, – не без сарказма сделал он ударение на титуле, которого Корнилов был только что удостоен постановлением Временного правительства, – каково сегодня реальное положение войск? Каков их дух, уровень материально-технического обеспечения, способность, в связи с этим, продолжать войну?

Корнилов побелел:

«Да, прав, прав был Антон Иванович Деникин, который представил мне список всех вольнодумцев из числа генералитета. Был в нём и Каледин, да не успел я заменить его на верного и послушного соратника.

А этот – возомнил себя героем. Как же, за Брусиловский прорыв, единственный из командующих армией, был удостоен Государем высшего воинского звания, сравнялся в чине с самим Брусиловым, Главнокомандующим фронтом и даже с Алексеевым, начальником штаба Ставки».

Корнилов с каким-то жалким выражением на лице, скосив голову, посмотрел на свои новые, не измятые ещё погоны генерала от кавалерии.

Он-то понимал, что его равенство с Калединым в чине было формальным. Полководческое отличие Каледина было получено на фронтах войны, а Корнилов – два генеральских звания, почти подряд, получил уже не от Государя, а от Временного правительства.

И знал, что за ним, в войсках, так и закрепились две оскорбительные клички: Пленный и Временный.

Ох, русский язык и русский человек, он-то ничего не скажет зря.

И вся армия знала, о ком идёт речь, ежели в солдатском кругу произносилось: «А Временный повелел, слыхали?» или «А Пленный-то наш, видать, не понял, что прежняя война завершилась».

Но так было угодно судьбе и Господу – по Его воле так переплелись судьбы этих двух людей, что, говоря об одном – надо было видеть, сразу же, и другого рядом. Но их оценки в солдатской массе и офицерской среде, как и их дела, их решения, были совершенно отличны друг от друга.

Если Алексей Максимович был всегда отмечен печатью высокого служения Отечеству, то Корнилов, скорее, прислуживал, отслуживал то, что досталось ему по случаю, но только не по праву и чести.

Каледин на этом заседании высшего Военного Совета вспомнил, как в майские дни 17 года его отлучили от командования 8-й армией, и как её принимал под свой начало ни кто иной, а именно Лавр Георгиевич Корнилов.

И как Каледин ему сказал:

– И что, Лавр Георгиевич, эти знаки, – он указал на Георгиевские кресты IV и III степени, (правда, слава Богу – до креста второго класса Корнилов не дослужился), как и у него самого, – не мешают Вам? От Государя ведь получены, а Вы – его семью под арест, чем и обрекли на гибель. Я это чувствую. Спросит ведь Господь за это, взыщет, не боитесь?

Скрипнул зубами Корнилов и спешным шагом, без ответа, вышел из кабинета.

Каледин даже вспомнил, как он сел в последний раз за свой рабочий стол, скрестил руки на груди и подумал:

«Странное дело, а я даже не жалею о случившемся. Командовать в это время армией – не велика честь. Вон, Деникин, из корпусных командиров – сразу стал Главнокомандующим фронтом. Ренненкампф – откровенный отступник и негодяй – в этой же роли.

Цареотступники, жалованные Государями чинами и орденами – Рузский, Эверт, да и досточтимый Алексей Алексеевич Брусилов, все командующие флотами – тоже очень легко смирились с отстранением Государя от престола и присягнули на верность Временному правительству.

Господи, Керенский, эта истеричка, да к тому же – и иудей чистых кровей, во главе России! Возможно ли это было в иное время?

Помню, как он приехал в армию. Кроме лозунгов, пустопорожних фраз, так называемой революционной трескотни, – ничего более никто от него не услышал.

А разговора о судьбе Отечества, о путях, по которым всем и должно идти – сторонился, уходил от них.

Каледин усмехнулся, широко, открыто. Он вспомнил, как во время пребывания Керенского в армии, дежурный офицер прибыл к командующему с докладом и обратился к нему привычно: «Ваше Высокопревосходительство…».

Керенский отшатнулся от него, как от змеи:

– Алексей Максимович! Как Вы смеете, мы ведь упразднили чинопочитание, единоначальное управление войсками, а у Вас тут процветает махровый монархизм.

– Это оскорбительно, – чуть не завизжал он, – и не совместимо с идеалами нашей демократической революции.

Каледин даже засмеялся, жёлчно и зло. Сцена встречи с Керенским зримо предстала пред ним:

– Александр Фёдорович! Господин премьер-министр, победу в вооружённой борьбе в современных условиях может одержать лишь жёстко централизованная, единоначально управляемая вооружённая сила.