Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)

Каледин ушёл.

Кошелев, выйдя из оцепенения, обнял потерянную Наталью Николаевну, и стал одеваться в форму:

– Ничего, голубушка, ничего, я не верю, что Каледин способен на предосудительный поступок. Тут что-то не так. Я разберусь.

Поцеловав её, машинально, в щеку, торопливо вышел из дому.

Тут же, завидев возле соседнего дома Хрисанфа Кирилловича, который был в саду, и попросил его:

– Хрисанф Кириллович, голубчик, не почтите за труд – срочно прибудьте в штаб. Неотложнейшее дело.

Старый служака, не говоря ни слова, метнулся к крыльцу своего дома.

И, несмотря на свою заметную тучность и немолодые уже лета, при подходе к штабу догнал Кошелева, уже в полной форме, и молча пошёл с ним рядом.

Кошелев редко курил. А тут, зайдя в кабинет, достал папиросу и пододвинул пачку своему заместителю. Тот закурил тоже, но не проронил ни слова. Знал, что так командир вёл себя за их совместную службу лишь несколько раз.

– Ну, что, – нарушил молчание Кошелев, – беда у нас, Хрисанф Кириллович. Беда. И не знаю, чем и как горю помочь. Каледин дрался на дуэли с Царевским и ранил его. Правда, легко, но что это меняет?

Такого офицера теряем! Умницу.

Заволоков шумно засопел, как с ним всегда происходило в минуту острых волнений, и хлопнул себя руками по коленям:

– Ах, ты, господи! Не доглядел, Ваше Высокоблагородие! Виноват лично, не доглядел. Видел ведь, что после тех учений Царевский стал бражничать с Жиленко, опустился, а вот – не доглядел.

– Сокрушаться нам поздно, Хрисанф Кириллович. Что будем делать?

И тут, в коридоре штаба, послышались возбуждённые голоса и топот многих ног.

Звонко тренькали шпоры и все эти звуки приближались к кабинету командира полка..

Он встал из-за стола, поднялся, тут же, и Заволоков, и они молча уставились на дверь.

В её проёме застыл хорунжий Тымченко, из-за его спины выглядывало шесть–семь голов других офицеров, а в коридоре, было слышно, шумели невидимые Кошелеву и Заволокову остальные офицеры.

– Ваше Высокоблагородие, – зычно обратился к Кошелеву Тымченко, – разрешите обратиться?

И не дожидаясь ответа – рубанул:

– Неотложное дело, Ваше Высокоблагородие. Прошу Вас выслушать нас.

Кошелев, в растерянности, посмотрел на Заволокова и произнёс:

– Заходите, заходите все. Что случилось?

– Ваше Высокоблагородие, – в разнобой, почти одновременно, стали говорить все.

Кошелев улыбнулся:

– Господа офицеры, прошу говорить по одному и по существу.

Тымченко сделал шаг вперёд и уже быстро и чётко доложил:

– Ваше Высокоблагородие, господин полковник! Вины Алексея, сотника Каледина, в случившемся нет. Мы все – свидетели произошедшего и поручаемся перед Вами своей честью, что иного выбора у сотника Каледина просто не было. Он защищал свою честь.

И от имени присутствующих офицеров просим Вас взыскать с подлинных виновников, а не с сотника Каледина.

И уже без запинки, чётко изложил все обстоятельства случившегося, не преминув выразить восхищение мастерством владения оружием своего друга по училищу:

– Никаких шансов, Ваше Высокоблагородие, у Царевского не было. И если бы не великодушие сотника Каледина, он был бы, с неотвратимостью, убит.

Кошелев обратился к остальным офицерам:

– Кто думает по-иному?

– Мы все, – раздались дружные голоса, – подтверждаем показания хорунжего Тымченко. И готовы поручиться за сотника Каледина.

– Алексей – невиновен, – вновь раздались дружные выкрики.

Через минуту Кошелев обратился к Заволокову:

– Хрисанф Кириллович, прошу Вас, как председателя суда чести офицеров, сегодня же расследовать все обстоятельства дела и доложить мне рапортом.

У господ офицеров, бывших свидетелями произошедшего, в том числе и у Царевского, Жиленко – возьмите письменные объяснения.

– А у Каледина? – спросил посуровевший Заволоков.

– А Каледин, Хрисанф Кириллович, сейчас сам рапорт принесёт. Устно он мне уже доложил.

Заволоков даже крякнул от удовлетворения:

– И тут, мальчонка, верен себе. Молодец. Хвалю.

Кошелев поморщился от досады:

– Хвалить, Хрисанф Кириллович, не за что. Порядочный офицер по-иному поступить не имеет права.

И тут же резко бросил:

– Все свободны, господа офицеры.

Офицеры вышли.

Кошелев, оставшись в кабинете один, долго мерил его шагами из угла в угол. Затем, успокоившись, погрузился в неотложные полковые дела.

Завтра предстояло ехать в штаб корпуса, где генерал Шаповалов проводил совещание по вопросу подготовки к осенним манёврам и он знал, что неприятности для него только начинались.

Заволоков появился у него к обеду, тяжело отдуваясь, весь красный и взволнованный:

– Так что, Юрий Алексеевич, Ваше Высокоблагородие, перебеседовал со всеми. Вот – рапорта всех. И рапорт Царевского, который просит отставить его от службы.

И рапорт Каледина – свою вину не отрицает, но, вот же упрямец – так и пишет, Юрий Алексеевич, что в подобных обстоятельствах, случись они снова, поступит точно так же.

– Вы только посмотрите, – и он достал из папки рапорт Каледина, написанный аккуратным почерком, на трёх страницах и прочитал выдержки из него: