Поцелуй зимы

Однако, наморщившись гневно, он вдруг потянул ее на себя и заставил подняться. Когда Катрина оказалась на ногах и встала рядом с ним, слишком близко, чтобы почувствовать себя в безопасности, Хозяин схватил ее за локоть, ужасно сильно, так что резкая боль пронзила мышцы, всучил в руки шубу и дернул в сторону дверей.

— Поступок? Тебе нужен поступок?! — прорычал он, проводя девушку в коридор, — я совершу поступок!

Фейри резко притянул ее к себе, свободной рукой схватил за щеки и стиснул крепко. Катрина вздрогнула, ахнула, но постаралась не опускать взор и глядеть уверенно, яростно.

— И только попробуй потом высказать хоть одну претензию! — проскрежетал Хозяин и потащил ее вперед по коридору.

Сердце бешено колотилось, леди Догейн с трудом шевелила ногами и не поспевала за широко шагающим фейри. Казалось, она вот-вот упадет, и тогда Хозяин Зимы, совершенно не замедлившись, потащит ее, словно обоз.

Они завернули в узкий проход, откуда повеяло ужасным холодом. Девушка поежилась, пожалев, что не успела застегнуть шубу — фейри не дал ей возможности.

Впереди показалась лестница, уводящая вниз. Внутри все замерло. Катрина вмиг вспомнила это место, этот коридор. Вспомнила и ужасную усыпальницу, в которую отводили скользкие ступеньки…

Она уперлась ногами в пол, сопротивляясь пленителю.

— Нет! — вырвалось у нее, — нет! Я не пойду туда! Нет!

Он хотел заключить ее в саркофаге? Хотел сковать прозрачным льдом, как и остальных? Наверняка… Наверняка да! Зачем еще вести ее туда?

— Пошли! — огрызнулся фейри и, не желая с ней церемониться, ловко ухватил ее за талию, поднял в воздух так быстро и легко, что Катрина невольно вскрикнула, и уложил себе не плечо, как какой-то мешок.

Леди Догейн забарабанила кулачками по его твердой спине, задрыгала ногами, однако похититель, хоть и казался утонченным и изящным, оказался очень сильным. Ее сопротивление нисколько ему не помешало.

Катрина и не заметила, как он отнес ее в усыпальницу, простым и быстрым движением снял с плеча и поставил на ноги.

Коленки предательски задрожали, мышцы так размякли от страха, что девушка не удержалась и, схватившись за последний из саркофагов, медленно сползла на пол.

Уставившись на Хозяина испуганно, она судорожно закачала головой.

Фейри, медленно и тяжело дыша, смотрел на нее прямо, испытующе. Его точеное лицо в тусклом свете усыпальницы казалось сейчас еще более безжизненным. Суровое выражение обострило и так рельефные черты, а грозные взгляд не просто пронзал душу насквозь — сейчас он разрывал ее на куски.

Чего он ждал? Что она будет умолять о пощаде? Что падет перед ним ниц?

Катрина вдруг поняла, что очень, безумно сильно, хочет жить. Что ей драгоценно все: люди, их улыбки, земля и небо, воздух, чувства… Даже плохие. Даже со страхом не хотелось прощаться. Все это дорого, все это незаменимо.

Однако… Она не смогла бы, даже если бы захотела, покориться. Не смогла бы склонить перед ним голову. Не смогла бы сдаться.

Что это? Воспитание? Врожденная гордость? Семейная черта?

Она не знала. Но этот огонь, что разгорелся сейчас в сердце, это честолюбие, эта преданность самой себе давали силу. Не лишали страха, не приносили успокоение, не помогали смириться. Однако у Катрины отчего-то не было сомнений: лучше умереть свободной, сохранившей свою честь, чем жить безвольной рабыней, в которую так упорно превращал ее фейри.

Он занес руку над саркофагом, Катрина зажмурилась, не желая видеть, что именно он с ней сделает…

Яркая вспышка ударила по зрению даже несмотря на то, что глаза охраняли веки. Повеяло влажным холодом, раздался треск, как от лопающегося льда.

Леди Догейн поняла: что бы ни происходило, оно происходит не с ней.

Распахнув глаза, Катрина вздрогнула и замерла, уставившись на Хозяина недоуменно.

Его всего охватило магическое сияние. Глаза искрились так ярко, что этому свету позавидовало бы даже солнце, из горящих пальцев вырывались молнии, объявшие саркофаг.

Волосы фейри развивались словно бы на ветру, хотя здесь его не было. Он стиснул со всей силы зубы и оголил их в оскале. Что бы он ни делал — это давалось тяжело.

Катрина отползла в сторону, однако не смогла подняться — тело едва ее слушалось. Как зачарованная, она уставилась на фейри. Он был ужасен, страшен, могущественен в этот момент. Но в то же время в его гневе, в его магии крылось нечто божественно-прекрасное. Нечто такое, что человек находит в огне и воде и потому не может оторвать от них взора.

Молнии затрещали и, кажется, чуть не вышли у него из-под контроля. Хозяин взревел, как волк, удержал их и вдруг закричал. Неистово громко. Как если бы нечто принесло ему ужасную, нестерпимую боль.

Он согнулся чуть ли не вдвое, но не позволил себе упасть…

Катрина вдруг заметила, что крышку хрустального саркофага покрыли глубокие трещины. Толстый слой льда сопротивлялся укусам молний. Но вдруг раздался скрежет разбивающегося стекла, вспышка, еще более ослепляющая, и крышка разлетелась на части.