Я подошла ближе. Ни за какие коврижки я не взяла бы в руки скользкое, собранное будто из сотни мелких частей тело. Но соблазн попробовать превратить в камень что-то крупнее бабочки пересилил. Я присела на корточки и пригляделась. Чешуя переливалась на солнце, голова была неестественно маленькая. Брр. Мне всего-то нужно представить, как костенеет длинное тело, а чешуя становится серой и твердой…
Видимо, я наклонилась слишком близко. Или змея почувствовала опасность. Вот она лежит посреди дороги, а в следующую секунду лодыжку мне пронзает острая боль, и чуть выше кромки носка наполняются кровью две симметричные ранки. А змея, шипя и извиваясь, резкими толчками удаляется в канаву.
В ужасе я бросилась в противоположную сторону дороги. Почти сразу заметила, что наступать на ногу стало больно. Вся она налилась тяжестью. Боль медленно поднималась от лодыжки к бедру. Тело прошиб пот. Я достала из кармана телефон – позвонить маме, – но чуть не выронила его. Перед глазами все поплыло. Единственное, на что мне хватило сил, – добраться до калитки нашего участка и ввалиться внутрь.
– Мам, – прохрипела я, пытаясь отдышаться.
Дура ты, Вера. Почему нельзя было экспериментировать с мухой? Или там с кроликом.
– Что случилось?
Краем глаза я увидела, что напротив мамы сидит какой-то длинный тип в белом костюме. Лестер! От неожиданности я осела прямо в траву и вытянула перед собой стремительно опухающую ногу.
– Меня гадюка ужалила, – прошептала я.
Мама отложила журнал.
– Тут не водятся гадюки.
– Лестер, скажи ей…
Только произнеся его имя, я осознала абсурдность ситуации. Что он делает в реальном мире, да еще рядом с мамой? Может, у меня начинаются галлюцинации?
– Я тебе говорю, тут не водятся гадюки, – убежденно повторила мама, но все-таки поднялась, чтобы подойти ко мне. – Меня тоже жалили в детстве. Это ужик. Не переживай. Больно, но пройдет.
Я всхлипнула. Она никогда не была на моей стороне. Никогда меня не защищала. А теперь я умру, потому что во времена ее детства гадюки еще не добрались сюда.
– Это, кстати, наш сосед, – успела сообщить мама, прежде чем Лестер опустился передо мной на колени. На этот раз его белоснежные локоны, собранные в хвост, выглядели почти обычно, а оттенок глаз приглушился до серо-голубого. Лестер щелкнул пальцами, и мир вокруг замер. Замерла мама, летающие бабочки и даже сам воздух. Двигался только он – точнее, его губы.
– Ты просто удивительная, моя радость. – Голос долетал до меня будто сквозь туман. – У тебя прямо цель в жизни – сыграть в ящик.