Поцелуй во времени

— Слушай, это настолько смехотворно, что даже обсуждать не хочу. Может, ты еще пойдешь цветами торговать? Или грунтом и удобрениями?

Мама подняла блюдо с вареной стручковой фасолью.

— Фасоли хочешь? — спросила она.

Я покачал головой. Тогда она сказала:

— Довольно о работе. Джек, ты лучше расскажи нам о своем путешествии.

Не дождавшись, она вдруг заговорила сама. Она помнила весь маршрут, начиная с самого первого дня и самого первого музея. Я отвечал, стараясь не употреблять словечек вроде «скукотень» и «полный отстой». Мы говорили и смеялись, будто все шло замечательно. Но я-то знал, что это — спектакль. И финал спектакля мне был известен.

— Ну, так я позвоню Эду и скажу, что с понедельника ты приступаешь к работе, — резюмировал отец, когда я закончил «отчет о путешествии».

— Все, как я и говорил Талии. Ты не захочешь меня слушать.

— Стало быть, это идея Талии? — спросил отец.

— Да... то есть... нет. Работа по саду — это моя идея. А Талия предложила рассказать тебе о том, чем я действительно хочу заниматься.

— Мы с отцом желаем тебе только добра, — сказала мать. — А для серьезного колледжа...

— Я не хочу идти в тот колледж, будь он хоть трижды серьезный!

Мать на несколько секунд умолкла, затем обратилась к Талии:

— Талия, раз ты выросла в Европе, думаю, ты бывала во многих музеях. Какой из них твой самый любимый?

— Мам, я уже поела. Я пойду к себе? — голосом пай-девочки спросила Мерилл.

— Конечно, дорогая. Иди... Талия, так какой из музеев...

— Мама, нельзя поменять тему разговора и считать, что проблема решена.

Мать растерянно глядела на миску с рисом, словно решала, не заговорить ли опять о чем-то постороннем. Наконец она уставилась прямо на меня.

— Джек, я не просто так поменяла тему разговора. Это помогает мне отключиться от печального факта.

— Это какого?

— От печального факта, что мой сын, которого я произвела на свет и вырастила, совершенно равнодушен к нашим пожеланиям и не уважает...

— Это не так, — перебила ее Талия.

Теперь оба моих родителя метали молнии в принцессу, но Талия не дрогнула.

— Я знакома с Джеком всего неделю, но уже могу сказать, как много значит для него ваше мнение. Когда мы путешествовали по Европе, он постоянно думал и говорил о вас.

Спасибо, принцесса, что изобразила меня лучше, чем я есть на самом деле.

— Милая девушка, я очень сомневаюсь, что наш семейный разговор имеет хотя бы малейшее отношение к вам, — сказал отец.

— Не сочтите это вмешательством в ваши семейные дела. Но, будучи иностранкой, некоторые вещи я вижу яснее, поскольку на меня не влияют устоявшиеся мнения. Знайте же, что Джек очень уважает ваше мнение. Он жаждет вашего одобрения. Но он чувствует: единственный способ добиться вашего одобрения — это отринуть свою истинную природу и делать именно то, что вы хотите.

— Джек, это правда? — спросила мать.

Я кивнул.

— Да, это была моя идея, чтобы Джек честно вам рассказал о своих настоящих интересах. Он любит сады, растения, любит возиться с землей. Я сказала ему, что уверена: заботливые родители вроде вас обязательно это поймут.

— Слушайте, девушка, — с заметным раздражением начал отец, — я не знаю, кто вы и откуда, но вы даже не представляете, как сильно давит жизнь на парней вроде Джека. Может, в Европе это не так ощутимо, но здесь конкуренция очень сильна.

— Отец!

— Твой отец прав, Джек. Я этого не знаю. Это вообще меня не касается. Более того, меня учили повиноваться родителям. Но иногда бывает невозможно повиноваться им слепо. Иногда ребенку нужно проявить своеволие, иначе ему не познать мир. Ребенок не может вечно оставаться маленьким и вечно находиться под родительским крылом. Нельзя требовать от ребенка, чтобы он никогда не дотрагивался до веретена или...

Я понимал: Талия сейчас думала не столько обо мне, сколько о себе и своих родителях. Но я заслушался ее словами. В них не было ни капли дерзости, зато четко звучало: «Не все должно быть обязательно так, как хочется вам». Молодец, принцесса! Меня бы на это не хватило.

— Я скажу Эду, что ты появишься у него в понедельник, — не глядя на меня, продолжал гнуть свое отец.

— Я там работать не буду, — сказал я и встал. — Идем, Талия.

— Джек! — окликнула меня мать.

— Прости, что испортил наш семейный обед.

Мы вышли из кухни.

— Я не ожидала, что так получится, — призналась Талия.

— Ты тут не виновата. Просто ты увидела, чем кончаются попытки заикнуться отцу о своих желаниях.

Она надула губки. Я просто балдею, когда она вот так надувает губы.

— Это поневоле заставляет меня думать о моем положении.

Я понимал, о чем она. Об отъезде, о возвращении домой. Она по-прежнему думала об этом. Не хочу, чтобы она уезжала. Но чем ее удержать? Я надеялся, что Талия понравится отцу и родители разрешат ей остаться у нас подольше. Хотя бы до конца лета. Но после «обеденной войны» шансов на это практически не было.

Я чувствую, что влюбляюсь в нее. Впрочем, об этом родителям лучше не говорить. Они и слушать не захотят.

Утром Талия разбудила меня, постучав в дверь комнаты. Когда я вышел, на лестнице она шепнула мне: «Сработало!» И потом уже громче, в расчете не только на мои уши: