Поцелуй Уробороса

Участие мастера големов в жестокой резне на свадьбе королевы Всеславы, в ходе которой погибли барон Мечеслав и жрица Томила, многими чудами рассматривалось если не как доблесть, то уж точно как вполне удачная диверсионная операция. Большинство, разумеется, осуждало подлое нападение, но в целом несанкционированное убийство «этих зеленых» рассматривалось как часть извечного противостояния Великих Домов, не заслуживающее излишне строгого наказания. А потому де Гир мог осудить Винсента на смерть лишь за убийство де Корге, прежнего магистра ложи Саламандр, но и с этим обвинением могли возникнуть трудности. То есть с самим преступлением все было понятно – оно произошло, и старый Шарге не отрицал своей вины, наоборот – бахвалился, ничуть не скрывая, что прикончил де Корге и, доведись повторить, прикончил бы снова. Закавыка заключалась в том, что Винсент расправился с магистром и тремя человскими ведьмами не просто так, а проведя тщательное расследование и достоверно установив, что именно они зверски убили его единственного сына Рудольфа. Де Гир, вне всяких сомнений, приговорил бы де Корге к смерти, и это обстоятельство делало позицию Франца уязвимой.

По всему выходило, что казнить Винсента великий магистр не может. Но казнить требовалось кровь из носу, потому что иначе на сцену вновь вылезут зеленые с требованием выдачи Шарге за убийство барона Мечеслава. Ярина уже учинила скандал, поставив де Гира в крайне неудобное положение: чуды разозлились и в штыки воспримут любую уступку людам. А те, в свою очередь, пылают праведным гневом, так что если Всеведа решит стравить Великие Дома, ей нужно будет лишь поднести спичку.

Однако эти размышления никак не отразились на лице Франца. Он медленно, с достоинством прошел к трону, расположился, приняв официальную позу, едва заметно кивнул, разрешая поднявшимся при его появлении подданным вернуться на места, и прищурился на старика.

– Ваше имя Винсент Шарге?

– С рождения и до сего дня, – подтвердил тот.

– Мастер големов?

– В том числе, мой магистр.

– Кто еще?

– Еще я рыцарь, мой магистр, – с гордостью ответил Шарге. – Я был рожден рыцарем, я прожил жизнь рыцарем и, надеюсь, умру рыцарем. С честью.

– Постараюсь вам в этом помочь.

– Умереть?

– Да, Винсент, умереть, – подтвердил де Гир и громко, чтобы услышали все, добавил: – Честь вы уже потеряли.

– Я так не думаю.

– Мы судим вас не за то, что вы думаете, а за то, что вы сделали. Вы знаете, в чем вас обвиняют, рыцарь Винсент?

В зале повисла тишина.

Старик понял, что Франц неплохо подготовился к суду, и стал осмотрительнее.

В конце концов, его задача заключалась не в том, чтобы добиться мягкого приговора, а в том, чтобы использовать суд в качестве трибуны и поколебать позиции великого магистра.

– У меня был сын, – с грустью произнес Шарге. – Единственный сын по имени Рудольф…

Но поведать печальную историю, дабы вызвать у присутствующих жалость, ему не позволили.

– Значит, знаете. Хорошо.

Франц просчитал все возможные шаги Винсента и не собирался давать ему больше свободы, чем требовалось для соблюдения приличий.

– Да, я знаю, что совершил, – огрызнулся старик. – И говорю открыто: я полностью отдавал себе отчет в том, что делал. Я хотел узнать, кто убил моего единственного сына, и я узнал. Я решил отомстить убийцам за смерть моего единственного сына, и я отомстил!

Но прежде чем собравшиеся в зале чуды успели осознать слова Шарге и согласиться с ними, де Гир громко подвел итог:

– Итак, вы признали, что совершили самосуд.

– Ничего такого я не признавал, – отрезал старик.

– А как вы трактуете свои действия, рыцарь Винсент?

Де Гир так произнес слово «рыцарь», что покривились многие сидящие в зале чуды. Одной лишь интонацией Франц четко дал понять, что считает поведение старика неподобающим, и Чудь, поразмыслив, согласилась со своим лидером.

Шарге понял, что теряет поддержку, и попытался перейти в контратаку:

– То есть вы хотите судить меня за то, что я покусился на ваши права, мой магистр? – с едва заметной издевкой в голосе поинтересовался он.

И получил ошеломляюще прямой ответ.

– Именно, рыцарь Винсент, – не стал отрицать Франц. – Я обвиняю вас в нарушении права сюзерена на справедливый суд.

– А как же честная дуэль?

– Вы предложили ее магистру де Корге?

Шарге понял, что напрасно упомянул о дуэли, и попытался сыграть на эмоциях:

– Он был подлым убийцей!

– Так же, как вы, рыцарь Винсент, так же, как вы.

И снова это презрительное «рыцарь»! Франц добился своего: присутствующих коробило от того, что он называл старика рыцарем.

– Я покарал убийцу!

– И будете отвечать.

– За справедливость?

– За то, что нарушили мое право карать.

– Значит, дело в этом? В вашем праве, мой магистр? В вашей власти?

Старик отчаянно пытался перевести разговор в другое русло, поговорить о власти де Гира, о том, как он ее заполучил, и Франц предоставил ему такую возможность:

– В первую очередь, рыцарь Винсент, мы говорим о законе. Орден – это закон. Орден – это порядок. Мы не дикие звери, рыцарь Винсент, убивающие исподтишка, но станем ими, если откажемся от закона.