Поцелуй теней

– А! – произнес он. Эмоции сменились на его лице так быстро, что я не успела их прочитать – будто облака по полю в ветреный день. Наконец он сказал: – Может быть, ты могла бы что-нибудь надеть, и тогда я осмотрел бы твою рану.

– Хорошая мысль, – согласилась я и открыла ящичек, где лежали мои невыразимые. Трусы, как и спальные гарнитуры, состояли из шелка, атласа и кружев. Наконец я выбрала пару черного атласа без кружев, без оборочек, без окошечек. Самое консервативное, что у меня есть.

Я оглянулась на Дойла. Он, не ожидая просьбы, повернулся ко мне спиной. Я натянула трусики, поправила рубашку и сказала:

– Можешь обернуться.

Он обернулся с очень серьезным лицом.

– Большинство придворных дам не стали бы меня предупреждать. Некоторые – чтобы поддразнить, другие – потому что это просто не пришло бы им в голову. Нагота при Дворах – обычное явление. Как тебе пришло в голову мне сказать?

– Из стражей некоторые заигрывают с дамами, щекочутся и похлопывают, и таких бы я не стала предупреждать. Для них это была бы просто та же игра. Но ты никогда в нее не играл, Дойл. Всегда держался в стороне. И просто лечь и растянуться перед тобой на кровати было бы... нехорошо.

Он кивнул:

– Да, было бы. Очень многие при Дворе относятся к нам, к тем кто держится поодаль, как к евнухам, будто у нас никаких чувств нет. На самом деле мы предпочитаем вообще не касаться мягкой плоти, чем чтобы нас заводили до точки, а облегчения не было. Это для меня хуже, чем ничего.

– Разве королева вам запрещает даже касаться самих себя?

Он опустил глаза к полу, и я поняла, что переступила со своим вопросом границу вежливости.

– Прости меня, Дойл, мы слишком чужие для такого вопроса.

Он ответил, не поднимая глаз:

– Ты самый вежливый представитель королевской крови при Неблагом Дворе. Королева считала твою... обходительность слабостью. – Он пристально посмотрел на меня. – Но мы, стража, это ценили. Всегда было приятно охранять тебя, потому что тебя мы не боялись.

– Действительно, у меня же не было ни силы, ни влияния.

– Нет, принцесса, я не говорю о твоей магии. Я хочу сказать, что мы не боялись жестокости с твоей стороны. Принц Кел унаследовал от своей матери ее... чувство юмора.

– То есть он садист?

– Во всех смыслах, – кивнул Дойл. – А теперь ложись на кровать и дай мне посмотреть на рану. Если ты истечешь кровью во имя стыдливости, королева может сделать меня евнухом.

– Ты – Мрак королевы, ее правая рука. Она не станет лишаться тебя ради меня.

– Боюсь, что ты недооцениваешь себя и переоцениваешь меня. – Он протянул мне руку. – Пожалуйста, принцесса, соизволь лечь на кровать.

Я приняла протянутую руку и взобралась на кровать на коленях.

– А ты, пожалуйста, называй меня Мередит. Уже много лет как я не слышала "принцесса то, принцесса се". В Кахокии я снова этого наслушаюсь, а сегодня, прошу тебя, давай без титулов.

Он склонил голову:

– Как скажешь, Мередит.

Я позволила ему помочь мне переползти на середину кровати, хотя на самом деле помощь мне не была нужна. Отчасти это было потому, что он хотел помочь, а отчасти – из-за ощущения его руки в моей.

Я легла, погрузив голову в роскошь подушечек. Приподнявшись на локтях, я отлично видела линию моего тела.

Дойл склонился у моей ноги.

– С твоего разрешения, принцесса.

– Мередит.

– С твоего разрешения, Мередит, – кивнул он.

Я потянула вверх темный шелк, пока не открылась рана. Она была настолько высоко, что из-под рубашки показались черные трусики.

Он руками исследовал рану, оттягивая кожу, надавливая пальцами. Она болела, и болела не по-хорошему, будто повреждения были сильнее, чем я думала. Кровь побежала быстрее, но это была не артерия. При пробитой бедренной артерии я бы истекла кровью еще несколько часов назад.

Он разогнулся, опустив руки себе на колени.

– Рана очень глубокая, и я полагаю, повреждены мышцы.

– Она не сильно болела, пока ты не начал ее ощупывать.

– Если я ее сегодня не залечу, завтра ты расхвораешься, и придется ехать в больницу. Могут потребоваться швы на внутренней поверхности бедра. Или я могу исцелить ее сегодня.

– Я голосую за второе предложение, – сказала я.

Он улыбнулся по-своему.

– Это хорошо. Мне бы не хотелось объяснять королеве, почему я тебя привез хромую, если мог вылечить. – Он наклонился было к моей ноге, потом выпрямился. – Легче было бы, если бы я сдвинулся.

– Ты целитель – ты и делай, что нужно.

Он вдвинулся между моими ногами, и мне пришлось расставить их, давая место его коленям. Это потребовало каких-то движений и нескольких "прошу прощения, принцесса", но наконец он оказался лежащим на животе, а его руки держали меня за ляжки. Взгляд его поднялся вдоль моего тела и встретил мой.

От вида его в этом положении у меня пульс зачастил. Я попыталась не выразить этого на лице и, боюсь, не смогла.

Он выдохнул будто теплым ветром на кожу моего бедра. Он смотрел мне в лицо, и я поняла, что смотрит он не случайно и вряд ли это как-то связано с процессом лечения.

Он оторвался от моей кожи.