Поцелуй с дальним прицелом

– Я сегодня плохо спала, рано встала, боюсь, если выпью, сразу усну, а жалко, здесь интересно.

При этом она не удержалась-таки: снова поглядела в сторону Игоря номер два. И обнаружила, что и он по-прежнему не сводит с нее своего напряженного взгляда, под которым Алёна мгновенно ощутила всю глубину выреза своего сарафанчика. Да уж, это и в самом деле было чрезвычайно интересно!

– Послушайте, шер мадам, – вдруг заговорщически сказал Жильбер, – я вас отлично понимаю. После красного вина даже меня порою клонит в сон, а ведь я вырос на нем, так сказать, всосал с молоком матери. Но пробовали ли вы «Ратафью»? – И он покачал зеленой бутылкой, которую держал в руках.

– Никогда в жизни, даже не знаю, что это такое – «Ратафья», – всмотрелась Алёна сквозь зеленый бочок.

– Ну что вы, это такое чудо! – воскликнула Марина. – Местное вино, очень крепкое, на основе виноградного спирта и так называемой «воды жизни», которую делают из виноградных косточек. Правильно, да, Жильбер?

Тот подмигнул:

– В общих чертах правильно, а в частности я вдаваться не стану, чтобы не выдать некоторых тайн приготовления. А то вдруг приедете в Россию и наладите там массовое производство «Ратафьи»!

Алёна вежливо посмеялась незатейливой шутке, а Жильбер, довольно улыбаясь, сунул ей в руку тот стакан, который нес, а потом налил в него из своей зеленой бутылки какой-то золотистой жидкости – очень красивой, более насыщенного цвета, чем шампанское, ну и без пузырьков, конечно, восхитительно, сладко пахнущей не то липой, не то розами, не то дивными, похожими на крошечные белые зонтики, цветами той неведомой лианы, которая обвивала все деревья в окрестностях Мулена и благоухала почти как черемуха… райская черемуха!

Не ожидая приглашения, Алёна приложилась в бокалу, глотнула холодной сладкой прелести раз и другой, а потом просто сбилась со счета глотков и уже не отрывалась, пока не выпила до дна.

– Браву! – сказал Жильбер с искренним восхищением. – Вижу истинного ценителя. Говорят, кто пьет первый стакан «Ратафьи» залпом, человек очень азартный и везучий. И уж спать вам не скоро захочется после этого вина, уверяю вас! Ничто так не бодрит, как стаканчик холодной «Ратафьи»!

– C’est vrai, это правда, – внезапно послышался незнакомый мужской голос за Алёниным левым плечом, и она невольно вздрогнула, как будто с нею заговорил тот, кто всегда таится за левым плечом каждого человека…

Впрочем, серой не пахло – пахло тем же самым приснопамятным ей «Фаренгейтом», которым всегда, словно облаком, был окружен идол ее сердца. Алёна обреченно вздохнула, обернулась, встретила насмешливый взгляд черных глаз – и, как и следовало ожидать, обнаружила за спиной не кого иного, как того самого волнующего незнакомца в мокасинах на босу ногу и бледной футболке под пиджаком. Того самого, который так напоминал ей Игоря.

Разумеется, уж напоминать так напоминать во всем, вплоть до парфюма!

– «Ратафья» Жильбера – одно из моих лучших воспоминаний о Мулене, – проговорил он.

Ну просто деваться некуда от воспоминаний! И голос такой же мягкий, бархатный, как у возлюбленного придурка!

Алёна чувствовала себя не вполне удобно после того, как проявила полное отсутствие хороших манер и осушила до дна стаканчик, словно заправская выпивоха, а потому сконфуженно улыбнулась. Но ее смущение было просто ничто по сравнению со смущением Жильбера, который как-то странно заюлил, вцепился в рукав пиджака незнакомца и принялся тащить его в сторону, не то стесняясь таких похвал в адрес своей «Ратафьи», не то желая как можно скорей увести этого мужчину с глаз долой. Он так старался, что практически совлек с незнакомца его расстегнутый пиджак!

Однако тот не противился: легко выскользнул из пиджака, оставив его в руках Жильбера, и обезоруживающе улыбнулся вице-мэру:

– Куда ты меня тащишь? Нет, я хочу остаться. Давненько я не видел рядом двух таких прелестных дам! – Черные лукавые глаза обшарили с ног до головы вышеупомянутых прелестниц, и Алёна, глядя на вспыхнувшие щеки своей молодой подруги, с грустью признала, что и сама покраснела, словно девочка. Нет, ну точно, точно Игорь, который одним взглядом мог вогнать в краску кого угодно! – И ты хочешь, чтобы я пошел болтать с тобой о таких скучнейших вещах, как уборка пшеницы или надвигающийся каникюль? Ну уж нет. Представь меня, пожалуйста, – потребовал незнакомец, называя Жильбера на «ты», словно они были коротко знакомы.

У бывшего корсиканского террориста сделалось такое выражение лица, словно он готов или сквозь землю провалиться, или, что вернее, запихать в бездны преисподней этого развязного субъекта. Однако делать было нечего: дальнейшее молчание выглядело уже неприлично, а потому он скрипучим голосом изрек:

– Прошу прощения, медам. Это мой кузен… вернее, кузен моей жены Жаклин. Его зовут… Фримус.

Кузен с веселым выражением вскинул брови, а Марина захихикала:

– Как?! Фримус?! – и, повернувшись к Алёне, которая не способна оценить была юмор ситуации по причине недостаточного знания языка, пояснила: – Frimousse – это значит «мордашка», «рожица».