Поцелуй с дальним прицелом

– Какие страсти кипят в богоспасаемом Мулене, подумать только! – присвистнув, пробормотал Фримус. – Дуэль из-за прекрасной дамы, коварные злоумышления против соперника… Бедняга Доминик надеялся, что столичный соперник разобьет себе нос и этим разочарует Женевьеву? Бульших увечий на этой дороге, даже упав с велосипеда, причинить себе невозможно… А впрочем, еще коленку удастся расшибить, не более того. Однако шрамы только украшают мужчину, особенно в глазах влюбленных барышень, а ведь Женевьева влюблена в юного красавчика совершенно по уши, или я ничего не понимаю в жизни.

Шрамы только украшают мужчину… Кто-то совсем недавно произнес эту, безусловно, правдивую фразу в присутствии Алёны, вот только кто? И по какому поводу?..

Да не кто иной, как она сама! А повод был тот, что она увидела разбитую губу киллера Никиты Шершнева и внезапно захотела поцеловать его в эту губу…

Господи! Беспринципная нимфоманка, вот ты кто! В своих распутных сновидениях задыхаешься от любви к одному, а днем мечтаешь о поцелуях другого и третьего… и не только о поцелуях. И кто, кто, ради всего святого, кто эти второй и третий?!

Рука Алёны так и дернулась – нажать на ручку дверцы, выскочить вон и дать деру через дремучий бургундский лес, чтобы спастись от свирепого убийцы по имени Дени Морт и от призрака аналогичного убийцы по имени Никита Шершнев, – однако она, конечно, ничего такого делать не стала. Во-первых, вывалиться на полном ходу из «Порша» – это вам не с велосипеда упасть, тут разбитым носом не отделаешься, а если мужчин шрамы и украшают, то женщин – нет, нет и еще раз нет. Во-вторых, свирепый убийца никакой такой свирепости по отношению к Алёне не проявлял. В-третьих, слишком велика вероятность того, что бредовые измышления завели нашу писательницу чрезмерно далеко, и обаятельный Фримус не имеет никакого отношения к ужасному Дени Морту.

– А впрочем, хоть времена и меняются, но человеческие страсти остаются теми же, – глубокомысленно изрек в это мгновение Фримус. – Отчетливо помню, как сам участвовал в такой же кровавой дуэли из-за одной прекрасной блондинки. Лет мне было тогда примерно столько же, сколько нашим юным индюкам… Правда, мы с моим соперником не съехались из разных городов, а учились в Нуайере в одной школе и даже в одном классе. Дама наших сердец была нашей одноклассницей. Ее звали… Господи, совершенно не могу вспомнить… помню только ее удивительно красивые волосы, словно вьющиеся солнечные лучи. Потрясающая была девчонка, Женевьева рядом с ней просто латексная Барби, не более того. Нет, ну как же ее звали, а?..

Алёна прижала руку к губам, чтобы не дать им разомкнуться. С языка чуть не сорвалось предательское: «Арьян! Ее звали Арьян!»

Волосы, словно солнечные лучи! Та самая драка, о которой рассказывал Бертран!

Дени Морт. Она угадала правильно. Фримус – это Дени Морт!

Господи, что делать, что делать, как быть?!

Попросить его остановиться? Сказать, что ей дурно (это правда!!!), что ее укачало (ее и впрямь в принципе постоянно укачивает в автомобилях, тем паче на такой извилистой дороге!), да просто заявить, что хочет еще пробежаться, размяться…

– Пожалуйста, мсье М… – начала было Алёна, но подавилась. И очень вовремя! Боже, что она несет?! – Мсье… м-м… Фримус, извините, что так вас называю, но я не знаю вашего имени…

Не знает, она его, ей-богу, не знает и знать не хочет!

– Вам не нравится мое детское прозвище? – хмыкнул Фримус.

– Что вы, очень нравится! – пылко уверила Алё – на. – Очень, очень! Я просто хотела спросить… Фримус…

О чем бы, ради всего святого, его спросить? Сколько жертв на вашем личном счету? Как звали последнего убитого вами человека?

– Фримус… я хотела спросить… вы ездили в Тоннеруа?

– Да, в аптеку, – кивнул он. – Забыл в лондонском отеле запас своего лекарства… Вернее, думал, что оно мне больше не понадобится, однако тут возникла одна небольшая проволочка, – он хмуро махнул рукой. – Те таблетки, чтобы были с собой, в несессере, кончились. Благодарение Господу, в аптеке это лекарство нашлось, а то гнать в Париж для меня было бы проблематично. Таблетки надо принимать каждые два часа… А впрочем, что это я? Последнее дело – говорить в присутствии прекрасной дамы о своих хворях! Это порождает у нее только одно желание – оказаться как можно дальше от больной развалины!