— Я люблю внезапные атаки, и мне нравится идея зажать валорианцев в тиски. Но твой план сработает только в том случае, если император не отправил флот, во много раз превосходящий наш. Если это так, они легко разделаются с нами по частям. План хорош, только если в империи действительно не знают, что Дакра, — голос Заша выдавал неодобрение, — заключила с вами союз. Валорианский император не упустит возможности уничтожить сразу двух врагов и продемонстрировать свое превосходство на море. Если ему известно, что мы здесь, он вполне может прислать весь флот империи.
— В таком случае нам выгоднее встретить их у пролива. Ты же не хочешь, чтобы на нас напали прямо здесь, в заливе?
— Этим флотом командую я! У меня есть опыт, а ты всего лишь мальчишка. К тому же чужестранец.
Слова, которые Арин произнес в ответ, ему не принадлежали. Это заговорил бог смерти:
— Когда королева отправила тебя в Гэрран, кому она доверила распоряжаться флотом, тебе или мне?
Лицо Заша исказила гримаса гнева. Бог смерти лишь усмехнулся.
— Готовимся к отплытию.
Воды к востоку от Итрии были ярко-зеленые. Но, стоя на палубе своего корабля в ожидании валорианцев, Арин прекрасно видел, как из пролива широкой фиолетовой лентой вырывается течение.
С ним самим происходило нечто похожее: темная, непреодолимая сила проникла в его душу. Она заполнила Арина целиком, до самых кончиков пальцев, согрела и заставила дышать полной грудью.
Когда из пролива выскочил первый вражеский корабль, Арина охватило злорадство. Все шло по плану. Валорианцы не ожидали атаки и явно не догадывались о недавно заключенном союзе. Кораблей у них было не больше, чем у Арина. Суда проходили через узкий пролив по два, что делало их легкой добычей для восточного флота. Полетели пушечные ядра. Корабли окутал черный дым. Пахло так, будто где-то поблизости одновременно жгли миллион спичек. Арин перепрыгнул на палубу валорианского судна. Он словно видел себя со стороны: вот он разит мечом одного врага, потом второго, рубит снова и снова, пока клинок не становится алым и блестящим. На губы Арину брызнула кровь, но он даже не почувствовал ее вкуса. Не ужаснулся, глубоко вонзив лезвие в чей-то живот. Не поморщился, когда вражеский меч полоснул по плечу. Бог смерти отвесил Арину пощечину. «
Когда все закончилось, — обломки кораблей уже опускались на дно, а уцелевшие суда сдались, — только тогда Арин пришел в себя. Он удивленно моргнул, ослепленный вечерним солнцем. Теплый оранжевый свет заливал мертвые тела, точно апельсиновый сироп, придавая пятнам крови странный оттенок.
Арин стоял на палубе захваченного корабля. Из груди вырывалось тяжелое, хриплое дыхание. Пот лился со лба ручьем. К Зашу подвели валорианского капитана.
— Нет, — сказал Арин. — Ведите его ко мне.
Командующий флотом гневно сверкнул глазами. Но дакраны послушались Арина, и Заш не стал их останавливать.
— Напиши послание своему императору, — велел Арин валорианцу. — Скажи, что вы проиграли битву и что он дорого заплатит, если снова попытается напасть на Гэрран. Запечатай личной печатью, отправь письмо, и я сохраню тебе жизнь.
— Какое благородство! — презрительно бросил Заш.
Валорианец промолчал. Его губы побелели от страха. Арин в который раз удивился тому, как часто валорианцы оказывались совсем не такими храбрыми и доблестными воинами, за каких себя выдавали. Капитан сел писать письмо.
«
Валорианец поставил подпись.
Послание свернули, запечатали и поместили в маленький кожаный футляр.
Капитан привязал футляр к лапке сокола. Эта птица была намного крупнее охотничьего ястреба и совсем другого окраса. Сокол наклонил голову, уставившись на Арина глазками-бусинками.
Сокол взмыл в небо.
Арин перерезал валорианцу горло.
Только потом, когда Арин, покрытый засохшей кровью, возвращался домой, ему в голову вдруг прокралась сказка. Она горьким леденцом таяла на языке.
…Жил-был мальчик, ужасный трусишка. Однажды ночью, когда его видели одни только боги, он сидел в своей комнате, дрожа от страха и с трудом сдерживая тошноту. В доме творилось ужасное. Крики. Грохот. Отрывистые приказы. Слов было не разобрать. Но мальчик и так все прекрасно понимал. Он забился в угол и зажал себе рот.