Поцелуй победителя

Письмо. Она читала его и перечитывала: на привале, сидя в придорожной траве, ночью при свете лампы. Чернила затерлись и стали коричневатыми. Кестрель представила, как отец читал эти слова в лагере, под полуденным солнцем. Местами бумага стала прозрачной, будто воск. Что это? Следы масла для полировки оружия? Отец обычно сам чистил кинжал. Кестрель искала скрытый смысл в грязных отпечатках пальцев под некоторыми словами, но это ничего не доказывало, если не считать самих строк, написанных явно в спешке, неаккуратным почерком. Нижняя часть листка покоробилась от засохшей крови. Последние предложения было невозможно прочесть. Кестрель не помнила, что там написала.

Письмо легко складывалось, точно старая, потертая карта. Сейчас оно мирно лежало у нее на ладони. Кестрель хотелось протянуть руки сквозь время и утешить девушку, написавшую эти строки, пусть даже единственное утешение, которое она могла предложить, заключалось в понимании. Она пыталась представить другую историю. В ней отец, прочитав все, тоже находил в себе силы понять дочь, возвращал ей письмо и предупреждал, как опасно писать такое. «Я люблю тебя. Ради тебя я готова на все», — говорилось в письме. Кестрель чуть не скомкала листок в кулаке, осознав горькую правду: она всегда хотела услышать эти слова от отца.

Когда армия остановилась на ночевку в трех днях пути от города, Кестрель все же пошла в шатер с ранеными. Отец сразу же заметил ее. Он вздрогнул, но встретился с ней взглядом. Кестрель испытывала противоречивые чувства. Покой и умиротворение — просто потому, что это ее отец, — совсем не сочетались с гневом, пылавшим в груди, а сострадание, которое вызывало его увечье, — с желанием сказать, что он это заслужил.

— Почему ты сохранил мое письмо? — спросила Кестрель.

Отец не ответил. Она повторила вопрос. Генерал отвернулся. Кестрель продолжала спрашивать, пока ее голос не надломился. Она решила, что Риша была не права, сказав, что прощение похоже на грязь. Нет, оно было жестким и неподатливым, как камень.

Кестрель покинула шатер.

Верекс сказал, что они с Ришей уезжают — двинутся на восточную равнину, может, доберутся до восточного берега Дакры и отправятся в плавание — узнать, что лежит в неисследованных водах. Верекс не желал править империей и попросил распространить слух о своей смерти. Он увидел, как погрустнело лицо Кестрель.

— Ты считаешь, что мне следует отправиться в столицу и стать императором.

— Если честно, я бы предпочла, чтобы ты никуда не уезжал. Я буду скучать.

Его карие глаза потеплели.

— Я буду тебя навещать. И Риша. Она хочется научить тебя драться каким-нибудь оружием. Выбирай любое.

Кестрель открыла рот — предупредить, что толку все равно не будет, но вдруг поняла, что, возможно, ошибается. Так или иначе, само предложение очень ее обрадовало.

— Мне она тоже нравится.

Они стояли возле огромного дерева, которое росло неподалеку от лагеря. С цветущих ветвей летел белый пух. Возможно, гэррани сочли бы это божественным знаком. Только вот от какого бога?

— Прости, — сказала вдруг Кестрель.

Верекс сразу понял, о чем она:

— Я не любил отца. И он меня тоже.

— Все равно.

— Мне кажется, другого выхода у тебя не было. Если честно… — он прислонился к стволу, ссутулившись, — мне стыдно за то, что его смерть вызвала у меня лишь облегчение.

На мысок его сапога опустилась пушинка, которую тотчас унес ветер. Принц тихонько добавил:

— И за то, что я немного труслив. Я боюсь, что, став императором, я превратился бы в копию отца.

— Нет. Ты — никогда.

— Еще меня гложет чувство вины. Я бросаю свою страну, которая, вполне возможно, теперь развалится. Непонятно, кто теперь будет править.

— Думаю, у тебя уже есть предположения. Я припоминаю нескольких сенаторов, которые не упустят шанс побороться за власть. Или капитан стражи. Правда, кое-кого при дворе я могла забыть. Не помню, кто кому должен, кто на кого обижен. Ты мог бы разъяснить мне все это, ну, а я… обещаю не упускать из виду события в столице.

Верекс приподнял брови:

— Опять станешь шпионом, Кестрель?

— Возможно, даже главным шпионом.

Принц поднял с земли веточку и принялся ломать ее на мелкие кусочки.

— Думаю, Арину нужен человек на эту роль, — добавила Кестрель.

— Лучше тебя ему не найти. Только не хочется, чтобы ты опять рисковала собой. Уж очень ты азартная.

Она пожала плечами:

— Что ж, какая есть.

Верекс ласково улыбнулся в ответ, но потом посерьезнел:

— Я когда-то думал, что мне хватит сил занять место отца. Но Риша была бы несчастна. Да и я тоже.

— Так будь счастлив, — неожиданно пылко произнесла Кестрель.

— Обязательно, — ответил он, — и ты тоже.