Я возбуждаю её так же сильно, как и она меня.
Я ускоряюсь, а затем мое тело содрогается, когда я кончаю.
Она неуверенно отходит назад, прежде чем я успеваю встретиться с ней взглядом, и ставит свои щипцы для завивки у раковины.
Я контролирую свое дыхание, поддерживая свой вес левой рукой на стене. И позволяю своим мыслям перестроиться с гормональных на более рациональные. Я был с Роуз целый год, и большую часть этого времени я дрочил.
Ждать её — это не самое сложное. Знать, что для неё лучше, но наблюдать, как она из упрямства отвергает это — вот что трудно.
Я открываю дверь душевой кабины. Она закрывает зубную пасту и аккуратно кладет её обратно в прибранный шкафчик. Её тело возбужденно и разгоряченно, и, скорее всего, она доставит себе удовольствие позже, чтобы облегчить пульсацию между ног.
Она взглянула на меня один раз, и её глаза тут же метнулись в сторону.
— У нас есть полотенца, Ричард, — она указывает наманикюренным ногтем на вешалку. — Махровая ткань. Мягкая. Манящая. Возможно, ты захочешь взять одно из них.
Уголки моих губ приподнимаются.
— Это всего лишь член, Роуз, — говорю я. — Тебе бы понравилось, если бы он оказался внутри тебя.
Она драматично закатывает глаза, но на её шее появляется румянец.
Я понимаю, что она боится потерять свою властность. Мы равны по многим показателям, но когда дело доходит до секса, я для неё словно бог для смертного. И это сводит её с ума. Не то чтобы она когда-либо была полностью в здравом уме.
Я непринужденно подхожу к ней.
— Итак, ты изучала политику, философию, французский, бизнес и моду в Принстоне, но очевидно, что ты немного отставала в знании жизни общаги. Пенн бы подготовил тебя в этом получше.
Ее глаза сверкают.
— Каким образом? Наличием в твоем колледже кучи малолетних озабоченных придурков?
Я тихонько встаю позади нее, и она с недоумением смотрит на меня через зеркало. Приближаться к Роуз Кэллоуэй — все равно что подходить к спящему тигру. Каждый раз есть шанс, что она меня укусит.
— Нет, — шепчу я, стягивая её халат, чтобы обнажить шею.
— Наличием там меня, — я легко касаюсь губами к её затылка.
И все её тело трепещет. В тот самый момент, когда мои руки опускаются на пояс ее халата, она поворачивается ко мне и кладет руки мне на грудь. Обычно я бы отступил, но я стою на своем. Прямо здесь. Не поддаваясь её требованиям.
Я поднимаю ладони, а затем сцепляю руки за спиной, показывая, что больше не трону её. Но если она захочет завить свои волосы, ей придется делать это со мной, голым, позади неё.
— Отойди, — говорит она.
— Если бы я и правда думал, что ты хочешь этого, я бы так и сделал.
— Я этого хочу.
Однако любопытство мелькает в её желто-зеленых глазах, и она впервые смотрит вниз на мой член.
Она остается невозмутимой, почти нечитаемой, но уголок её губ выдает её, приподнимаясь в легкой улыбке. Когда мы снова встречаемся взглядами, я наклоняю голову, удовлетворенно ухмыляясь, что только раззадоривает её.
Она предупреждающе поднимает палец.
— Не смей говорить «
Моя улыбка становится шире, я смеюсь и говорю: — Мне не нужно спрашивать тебя, Роуз. Я и так знаю, что нравится.
Она легонько толкает меня в грудь и старается не улыбаться.
— Почему я с тобой встречаюсь? Ты такой самодовольный, высокомерный...
— Самовлюбленный, — добавляю я, — привлекательный, милый, потрясающий.
— Это не было приглашением к раздаче комплиментов самому себе.
— Нет? Виноват, я думал, мы перечисляем мои лучшие качества.
Её глаза снова опускаются.
— Да, мой член, безусловно, одно из них.
Роуз скрещивает руки, её халат сползает, обнажая верхнюю часть груди. Мое тело возбуждается при виде ее гладкой кожи, её сосок очень близок к тому, чтобы выглянуть из черной ткани.
— Убери свой член, — говорит она.
— Ты встречаешься со мной не потому, что я тряпка, — напоминаю я ей. — Если ты хочешь проехаться по мужчине, тебе следовало бы выбрать Льюиса Джейкобсона.
Она смеется.
— Боже, даже не думай об этом. Он пялился на задницу каждой девушки, когда выбегал на корт.
Он был разыгрывающим защитником в Принстоне — тот тип парня, которому бы очень понравилось быть контролируемым Роуз.
— Просто помни, что я не собираюсь прогибаться под тебя.
— Но ты ждешь, что я прогнусь под тебя? — огрызается она.
— И вот мы уже в пятисотый раз в тупике, — я провожу рукой по мокрым волосам, откидывая пряди назад, и её грудь снова приподнимается от этого движения. — Два повара на кухне.
— Два доминанта, без сабмиссива, — добавляет она.
Я качаю головой и пытаюсь сдержать ухмылку, которая очень, очень раздражает её. Она выглядит так, будто собирается дать мне пощечину.
— Нет, — говорю я.
Она замирает.
— Что значит