Она бросила быстрый взгляд на брата Флисс и поспешно опустила голову, так как он восхищенно рассматривал ее зад в старых шортах и с завязками от передника. К счастью, пока он ее не узнал. В последний раз они встречались полтора года назад, а из-за употребляемого количества алкоголя и наркотиков его память была такой же дырявой, как старая выхлопная труба. Она очень надеялась, что он не сможет ее вспомнить. Правда, однажды на новогодней вечеринке он провел языком по ее груди в вырезе платья, но тогда у нее были волосы до плеч, а десять минут спустя он отключился.
Она быстро исчезла в гардеробе и обыскала свою сумку. Ей удалось найти темные очки, огромный носовой платок в пятнах, которым она пользовалась, когда у нее начиналась сенная лихорадка, и ярко-розовую помаду «Ланком».
Прежде чем надеть очки, она обмотала вокруг головы платок и накрасила губы. Эффект оказался крайне отталкивающим. В сочетании с помадой ее кожа выглядела болезненно желтой, платок делал ее похожей на долговязого Джона Сильвера, и она уже успела забыть, что с очками ее нос казался еще более крючковатым.
Когда она вновь появилась в баре, Том в шоке уронил три бутылки «Будвайзера».
— Ты решила дать обет безбрачия? — спросил он, стараясь не рассмеяться.
Фоби заняла свое место за стойкой и недоброжелательно покосилась на посетителей. В бар вошли три студентки из школы искусств, расположенной неподалеку, бросили на нее взгляд и в ту же секунду развернулись на пятках своих башмаков с деревянными подошвами.
— Может, пойдем в кафе «Богема»? — торопливо сказала одна из них, испуганно оглядываясь на Фоби.
— Да, здесь слишком много народу, — вздрогнув, выдавила вторая, в сверхмодной шляпке-котелке семидесятых годов, — закрывавшей ее коротко подстриженные волосы.
Фоби раздраженно звенела бокалами. Кажется, Селвин и его приятели не собирались оккупировать единственный свободный столик. Вместо этого они расположились у стойки, и пили «Кровавую Мэри» быстрее, чем лимонад «Лоуренс Аравийский». При каждом взгляде на Фоби они не могли сдержать смеха. Она с мрачным видом опустошала пепельницы, мыла их и ставила на место мокрыми, чтобы их сигареты погасли, если они захотят их туда положить.
— Еще три «красных», милая. — Селвин внезапно наклонился к ней. Его манчестерский выговор, от которого ему не удалось избавиться, несмотря на три года учебы в Оксфорде, так как, в его понятии, говор ассоциировался с имиджем плохого парня, звучал хрипло и сексуально, как никогда. Раньше Фоби восхищалась его способностью говорить так, словно он поправлялся от тяжелой формы ларингита и курил «Мальборо» впервые за несколько недель. Сегодня вечером она в первый раз подумала, что он говорит, как Филлис из сериала «Улица Коронаци».
— Мне та-а-ак жа-а-аль, — Фоби отодвинулась от запаха лосьона после бритья, который исходил от него, — я неда-а-авно приехала из Шве-е-еции, и я не о-о-очень хорошо-о-о говорю по-англи-и-ийски. Что-о-о зна-а-ачит «кра-а-асных»?
Приятели Селвина согнулись от смеха.
Том, который подошел к столику поглазеть на белокурого друга Селвина под предлогом того, что ему нужно унести пустые бокалы, вместо него взглянул на Фоби, и его челюсть отвисла.
— Три «Кровавые Мэри», дорогая. Ты знаешь, как их делать? — Селвин сверкнул белыми зубами и подмигнул ей.
— Да-а-а, зна-а-аю. — Фоби понимала, что ее голос звучал устрашающе, как у героя из комедии «Маппеты».
— Из какой части Швеции ты родом? — он понизил свой хриплый голос до уровня шума работы двигателя «феррари» на холостом ходу.
Подавив вздох, Фоби жизнерадостно улыбнулась и отвернулась, чтобы взять бутылку водки, отчаянно пытаясь вспомнить какой-нибудь город в Швеции.
— Из Стокго-о-ольма. — Она исчезла под стойкой бара, чтобы достать томатный сок.
Вместе с ней присел Том, которому понадобился коробок спичек. Он громко закашлял и уставился на нее непонимающим взглядом.
— Как интересно. — Селвин посмотрел оценивающим взглядом на ее зад, когда она наклонилась за соусом «Табаско», стоявшим на нижней полке, и понизил голос почти до рычания: — Пойдем ко мне домой, займемся чем-нибудь более интересным, — сказал он по-шведски.
Как он посмел заговорить по-шведски, с яростью подумала она. Флисс рассказывала ей, что однажды он провалил экзамен по французскому языку, потому что ему понравилась экзаменатор, и он притворился, что не знает разницы между словами «слуховой» и «оральный».
— М-м-м, — пробормотала она в надежде, что это прозвучало очень по-шведски.
Когда она выпрямилась, Селвин грыз соленый арахис и улыбался, словно голодный волк.
— Прошу прощения.
Она удалилась, чтобы обслужить другого посетителя.
Феликс появился час спустя. Когда он вошел, осматривая помещение через круглые солнечные очки с темно-синими стеклами, которые на любом другом человеке выглядели бы вульгарно, на мгновение наступила полная тишина.
Подняв взгляд, она заметила Тома, мечтательно смотревшего в сторону спиральной лестницы, которая спускалась с улицы в бар. Он с таким усердием вытирал полотенцем бокал, что отломилась ножка.